Кроносом и ноуменальное мышление - с Фанетом. Тем самым делается значительный шаг от чисто конструктивной диалектики мифа у Плотина к анализу конкретных божественных имен древнейшей, да и позднейшей народной мифологии. Неоплатонический Нус у Амелия уже трактуется насыщенно-жизненно и почти личностно, хотя эти ноуменальные личности, конечно, не могут не быть пока еще слишком отвлеченными ввиду необычайной широты и предельной общности залегающих здесь диалектических категорий. О назревании личностного момента в этой искони безличной платонической диалектике прямо свидетельствуют приведенные нами тексты. Само собой разумеется, до той точнейшей и логически систематичнейшей диалектики мифа, которую ниже мы найдем у Прокла, Амелию еще очень далеко. Однако исторически назревание личностно-живой диалектики для всего неоплатонизма заметно у Амелия весьма отчетливо, хотя употребляемые здесь категории далеко не всегда отличаются достаточной раздельностью и понятностью.

3. Использование гипотез "Парменида"

К сожалению, эта крупнейшая историко-философская проблема может быть представлена здесь только в самом общем виде, поскольку для этой темы не сохранилось ни одного текста самого Амелия, а лишь чересчур конспективное изложение в комментариях Прокла на платоновского "Парменида" (Procl. In Parm. 1052, 31 - 1053, 35 Cous.). Дело в том, что платоновский "Парменид" своей замечательной диалектикой одного и иного в значительной мере лег в основу всех не только логических, но и мифологических и общефилософских построений у неоплатоников. Желающие отдать себе отчет в том, что такое эти восемь гипотез, должны познакомиться с нашим анализом "Парменида" в издании платоновских сочинений{2}.

а) Если сказать кратко, то эти восемь гипотез (как они обычно называются) платоновского "Парменида" сводятся к тому, что одно и иное сначала берутся в абсолютном виде и дальше в конструктивном, оформленном или структурном виде, с выводами для одного и иного. Первая гипотеза (137 с - 142 b) исходит из предположения, что имеется только безусловное одно и больше ничего другого. Вывод гласит: если имеется только одно, то этому одному нельзя приписать никакого предиката, потому что всякий предикат уже потребовал бы наличия чего-нибудь иного, кроме одного. Это - первая гипотеза. Вторая гипотеза (142 b - 157 b) исходит из той предпосылки, что имеется не просто одно, но такое одно, которое уже существует, то есть одно сущее. Отсюда вывод для одного, составляющий вторую гипотезу Парменида: если одно существует, то из этого существования выводятся все прочие категории, так что одно в этом случае содержит в себе все предикаты, то есть одно есть все. Третья гипотеза (157 b - 159 b) исходит из такого же относительного полагания одного сущего, и вывод гласит, что иное может быть всем. Четвертая гипотеза (159 b - 160 b) опять исходит из абсолютного одного, но на этот раз формулирует выводы для иного, которое в данном случае оказывается тоже лишенным всяких предикатов, то есть оказывается ничем. Остальные четыре гипотезы исходят не из утверждения одного, но из его отрицания. В пятой гипотезе (160 b - 163 b) отрицается одно сущее, и в этом случае оно содержит в себе все предикаты, без. которых невозможно было бы и перечислить всего того, что отрицается в одном. В шестой гипотезе (163 b - 164 b) отрицается не относительное, но абсолютное одно, чистое одно. Ясно, что в данном случае оно тоже лишено всех предикатов и ничем не может быть. Наконец, в седьмой (164 b - 165 е) и восьмой (165 е - 166 с) гипотезах отрицается сначала одно сущее, когда иное опять-таки может быть всем. В восьмой же гипотезе из отрицания абсолютного одного вытекает невозможность предицирования и всего иного.

Эта отвлеченнейшая диалектика одного и иного ни в каком случае не может пониматься только схематически. Прокл отождествляет платоновскую философию с его учением о божестве, используя мистериальную терминологию, принятую у посвященных в элевсинские таинства. А именно: он именует учение Платона о божественном бытии эпоптией ("умосозерцанием"), которую неоплатоники явили миру в своих толкованиях и комментариях платоновского текста. При этом Прокл перечисляет своих предшественников в неоплатонической традиции, указывая на Плотина, Амелия, Порфирия, Ямвлиха, Феодора Асинского, своего учителя Сириана, то есть на тех, кто интерпретировал гипотезы Парменида и создал свое понимание структуры этих гипотез (Plat, theol. I 1, p. 6, 16 - 7, 8 Saffr. - Wester.). Без указания этих имен и чисто анонимно соответствующие интерпретации гипотез "Парменида" и приводятся в указанном у нас тексте из комментария Прокла к "Пармениду". По Проклу, оказывается, что если платоновская теология есть мистериальная эпоптия, то диалог "Парменид" - самый эпоптичный из всех его сочинений (там же, I 10, р. 44,6), а это означает, что весь неоплатонизм в лице своих главных представителей, перечисленных Проклом, вышел из платоновского "Парменида" и интерпретации его восьми гипотез. Все эти неоплатонические типы толкования гипотез "Парменида" перечислены Проклом в указанном у нас выше тексте из его комментария к "Пармениду", но без указания авторов этих интерпретаций.

То, что Плотин если не систематически, то во всяком случае спорадически использовал платоновскую теорию гипотез, об этом нам уже приходилось говорить в своем месте (ИАЭ VI 266-271). Теперь оказывается, что и все главнейшие представители неоплатонизма так или иначе связывали свою философию с тем или иным толкованием восьми гипотез "Парменида". Толкования эти были не только самые разнообразные, но часто даже и просто не сходные, включая принципиально противоречивые позиции. О каждом из этих неоплатоников у нас будет идти речь в своем месте. Сейчас же нам предстоит сказать об Амелии. Между прочим, этот Амелий еще не решился прибавить к восьми платоновским гипотезам особую, девятую гипотезу, которая водворится в неоплатонизме начиная с Порфирия (ниже, с. 34).

б) В качестве первой гипотезы Амелий выставляет общее неоплатоническое учение об абсолютном одном. Это сопоставление совершенно безупречно, и такая безупречность остается и у последующих неоплатоников.

Вторую платоновскую гипотезу Амелий понимает как неоплатонический ум, или интеллект, "ум и мыслительная ипостась", то есть то, что является вторым членом общей неоплатонической триады. Это тоже понятно, поскольку вторая гипотеза Платона гласит именно об одном сущем, то есть об одном оформленном, категориально означенном и потому структурном; а это и есть неоплатонический ум. И здесь тоже, как мы увидим ниже, все неоплатоники согласны между собой.

в) Иначе обстоит дело с третьей и четвертой