зеркал, чтобы труба крематория не была видна над Мавзолеем. Когда они изготовили нужную систему зеркал, их выпустили из Мавзолея через эту самую трубу, которую они сделали невидимой. Туда же отправили и рабочих, которые проводили монтаж сооружения. Особисты скоренько побросали их в печь живьем, и поэтому их трупы были потеряны для Пунтиллятора. Такая вот печальная история. Их сознание, данное им для вечности, сгорело вместе с их телами. Зато у Вас, молодые люди, с телами все в порядке, поэтому я думаю, что разумнее всего для Вас будет остаться у нас в Пунтилляторе навсегда… Я думаю, мы с вами решим этот вопрос очень просто …вуаля!
Тут у Рафаэля Надсоновича неожиданно появился в руке маленький шприц, и его рука метнулась к Валериному плечу как жалящая кобра. Валеру спасла только бдительность человека, несколько лет подряд рисковавшего жизнью каждый день. Ну и конечно, реакция бывшего афганца и командира разведроты. Валера моментально поставил блок и отвел жалящую руку, а другой рукой провел мощный апперкот в челюсть любимого двойника вождя мирового пролетариата. Рафаэль Надсонович взмахнул руками как крыльями и отлетел прямо на макет. Падая на спину, он с силой разбил стекло и упал прямо на трубу, которая пронзила его насквозь, воткнувшись в спину и выйдя из живота. Шприц выпал из руки Рафаэля Надсоновича, а сам он, насаженный на трубу, весь в стеклянных осколках, дико дрыгал руками и ногами и уже не говорил, а шипел:
– Молодые люди, все равно у Вас ничего не выйдет. Вам от меня никуда не деться. Даже если вы сейчас уйдете через Мавзолей, вы же все равно когда-нибудь умрете и попадете назад в систему, только в гораздо худшем состоянии. Я не испытываю к Вам никаких враждебных чувств, наоборот Вы мне так понравились, что мне не захотелось с Вами надолго разлучаться. Я хотел все быстро сделать, так чтобы Вы даже испугаться не успели. Ведь я профессиональный пунтиллеро!..
– Валера, тут где-то должен быть выход в Мавзолей, давай искать его скорее! – я раздавил шприц ногой, и от него пахнуло горьким миндалём. Я для верности изо всей силы ударил Рафаэля Надсоновича каблуком в лоб, чтобы он не позвал на помощь своих живых мертвецов. В шее у нее что-то хруснуло, и он затих, повиснув на трубе макета своего Мавзолея, как кузнечик, надетый на соломинку.
Мы лихорадочно обшарили кабинет. Никаких дверей не было, кроме той, в которую мы вошли. В отчаянии я заглянул в старинный шкаф и неожиданно увидел в нем небольшую металлическую дверь.
– Валера, скорее сюда! Дверь здесь!
Я надавил на ручку, и дверь открылась, обнаружив крутую металлическую лестницу, ведущую вверх. Мы с Валерой выбежали, закрыв за собой дверь шкафа, и помчались вверх по виткам темной лестницы, кое-как освещенной синими загробными лампочками. На самом верху лестница закончилась другой дверью, побольше чем была внизу, в Пунтилляторе.
– Только бы не было закрыто на замок, – простонал Валера и осторожно нажал на дверную ручку.
Дверь бесшумно открылась, обнаружив очередные ступеньки, ведущие вверх. Поднявшись по этим ступенькам, мы увидели, что находимся внутри Мавзолея. В освещенном мягким светом зале с торжественным убранством стоял на возвышении стеклянный саркофаг, а в нем находилось тело с хорошо знакомым восковым лицом. Я сперва даже подумал, что увидел Рафаэля Надсоновича, которого в данный момент, вероятно, снимали с трубы и везли в капсулу на долгую и тщательную рестандартизацию после полученных повреждений. Тело под стеклом не выглядело вполне мертвым: оно беспокойно ворочалось на своем просторном ложе и даже порывалось ползать. Вокруг стояла толпа новых русских, с мобилами и золотыми цепями, и они громко гомонили:
– Смотри, Колян, за бабки картавый даже после смерти по гробу ползает.
– Толик, прикинь! А давай его чисто вытащим и поставим повыше – пусть он речуху толкнёт. Я когда слышу его пиздёж, всегда уссываюсь! Типа: «Товаищи! Миовая еволюция победила! Уа, товаищи! Уа!». Ща я его сам вытащу, не хуя ему там ползать, мы не за это столько бабок заплатили.
– Господа! Как представитель коммерческого отдела Мавзолея Владимира Ильича Ленина, я Вас уверяю, что тело пока обладает лишь набором двигательных функций, а речь восстановить пока не удалось. Но вы можете сняться рядом с саркофагом. Кроме того, еще за пятьсот долларов каждый из вас может залезть внутрь саркофага и сняться вместе с Владимиром Ильичом. Если среди вас есть, прошу прощения, гомосексуалисты, мы можем также раздеть тело вождя и тщательно подмыть. Вас могут при этом заснять на видеокамеру, а также сделать серию фотографий. Это обойдется вам в пять тысяч долларов.
– Козёл, ты за базаром следи, а то и ответить придется! Если ты сам пидор – еби своего Ленина в жопу бесплатно! Ты понял? А нам за бабки покажи что-нибудь нормальное, чтобы все было по-пацански! Хули он у тебя ползает? Колян прав – пусть он или речуху толкнет про мировую революцию, или, бля, Интернационал споёт, или барыню спляшет. А так лежать не хуй, ползать мы и сами умеем! Бабки в натуре отрабатывать положено! Ты понял?
– Постой, Вован, мне мысля пришла в голову. Я вот сейчас сам вместо сухофрукта туда лягу, а вы меня на Полароид снимете. Должно круто получиться!
Колян, поигрывая массивной золотой цепью, подошел к саркофагу, легко поднял крышку огромной ручищей и замахнулся на тело вождя рыжим волосатым кулаком:
– А ну пошел на хуй отсюда! Уступи место пацану!
Тело вождя испуганно заморгало, поднялось на четвереньки и заметалось по саркофагу. Колян поймал его за обшлаг пиждака и рванул на себя, стараясь вытряхнуть из саркофага. Тело, едва ворочая языком, с усилием выговорило:
– Наденька, дгужочек! Мне плохо!
Товарищи Коляна радостно загомонили:
– Ты глянь, ни хуя себе! Ах ты бля, козёл вонючий! А говоришь, он у тебя не разговаривает! Пиздишь, сука, как Троцкий! А ну, Колян, тряхни его еще разок, он щас и про мировую революцию загнёт.
Валера неожиданно вышел из-за стены, за которой мы стояли, на открытое пространство и сказал:
– Мужики, а ну быстро прекратили измываться над телом и съебали отсюда подальше!
– Это кто так тявкает?
Колян выпустил ленинский пиджак из руки, подошел к Валере и многообещающе сказал:
– Сейчас я тебя, козёл, рядом с Лениным положу, – и лениво-злобно размахнулся кулаком.
Валера легко поднырнул под кулак и нанес удар в переносицу, а затем всадил остро сложенные пальцы в горло противника. Тот мешком осел на пол, изо рта и из носа у него хлынула кровь. Толпа ринулась на нас с Валерой. Я увертывался от кулаков и ног, бил в чей-то пах, не стеснялся ударять пальцем в глаза и кажется сломал напрочь несколько чьих-то коленных чашечек.