элемент донного рельефа приобретает смутное сходство с произведением архитектуры. И все же… разве подлинный артефакт сходного размера и формы не выглядел бы точно так же после стольких лет, проведенных на дне моря?

Я никак не мог определиться. Выход был только один, так что я отправился к капитану с новой просьбой.

– Высадиться на берег? – Тот с удивлением воззрился на меня. – Нет, сэр! Такого я позволить не могу. Во-первых, это слишком опасно. Камни на берегу слишком скользкие, там ноге не за что зацепиться. И вы посмотрите на запад – вулкан все еще активен; второй толчок может отправить остров на дно с той же легкостью, с какой первый поднял. Во-вторых, в данный момент я не могу выделить ребят, чтобы отвезти вас на берег в шлюпке – у меня все заняты.

Мне пришлось упереться.

– Капитан, – заявил я, – уверен, вы отдаете себе отчет, какую невероятную научную ценность имеет это открытие. Если эта структура, как я имею основания предполагать, есть творение наших далеких предков, а не просто естественная конфигурация камня, невозможность исследовать ее будет неоценимой потерей для всей современной науки.

На убеждение капитана ушло некоторое время, но когда я сумел уговорить его влезть на мачту и поглядеть своими глазами, он согласился дать мне шлюпку, хотя и скрепя сердце.

– Очень хорошо, сэр, – сказал он, – раз вы так настаиваете. Двое моих парней отвезут вас на берег. Поскольку расстояние тут небольшое, они вернутся на корабль и будут работать, пока вы не позовете. Большего я для вас сделать не могу. Думаю, это серьезный риск, да что там – откровенное безрассудство. Но вы, сэр, не ребенок и имеете право поступать, как сочтете нужным, сколь бы опасно это ни было.

– Честно говоря, сэр, – добавил он, помягчев лицом, – я бы и сам поехал с вами, если бы мог. Но мой долг – оставаться тут, с кораблем.

– Я вас полностью понимаю, капитан, – заверил его я.

На самом деле мне совершенно не хотелось брать его с собой на берег. В те времена я стремился все открытия делать сам. Если это приключение сулило какую-то славу, я хотел ее всю себе. Как же горько я раскаялся в своем юношеском тщеславии!

«Пляж» – если его можно так назвать – в действительности представлял собой просто склон, покрытый острыми кораллами вперемешку с вонючей слизью. Мне хватило ума одеться в водонепроницаемое плюс тяжелые ботинки – но муторный запах вблизи оказался почти невыносимым. Ну, чего просили… того и допросились.

Пляж резко оканчивался отвесной скалой высотой почти в два моих роста, так что мне еще пришлось идти в обход, чтобы найти доступный для подъема склон. Подняться-то я в итоге поднялся, но продвигаться по скользким и одновременно острым камням и вправду было нелегко. Как бы там ни было, я вскоре вылез на более плоскую часть острова.

Не знаю, как описать тот кромешный ужас, что навалился на меня, когда я перевалил через край и увидал это бесстыдно рассевшееся на плато здание. Будь у меня поменьше идиотской храбрости, я бы уже тогда повернул бы назад к берегу и окликнул шлюпку, неуклонно удалявшуюся по направлению к «Белой луне». Но незрелая гордыня, как это часто бывает, взяла верх над здравым смыслом. Взялся за гуж, так уж изволь идти до конца, а не то капитан со всей командой бравого корабля в придачу обзовут тебя трусом!

Я осторожно двинулся через поле заросшего кораллами базальта, но все равно поскальзывался буквально через шаг, то и дело проваливаясь в зловонные лужи рыбной слизи. Сейчас я бы не рискнул еще раз проделать этот путь – я уже куда более нервный, да и мускулы у меня стали слабее. Даже моему молодому и энергичному «я», прямо скажем, сильно повезло, что оно ничего себе не сломало.

Неожиданно идти стало легче. Вокруг этой каменной громады, шагов на десять-двенадцать от основания стен, земля была на удивление ровной и покрытой галькой и мелким песком, а не кораллами. Но даже на таком расстоянии эти мокрые, заросшие стены решительно не желали выдавать, какого они происхождения – природного или искусственного. Медленно, осторожно я пошел вдоль стены на восток, обогнул шагов через тридцать угол и продолжил дальше на север, вдоль короткой стороны прямоугольника. Эта восточная стена оказалась настолько же пустой и неразговорчивой, как и предыдущая. На следующем углу я повернул на запад и двинулся вдоль северной стены. Она тоже ничем не отличалась от южной. И, разумеется, только в последней стене я обнаружил проем.

Я приблизился к бреши со смесью ужаса и азарта. Вот он, наконец, путь к ответам на так настойчиво осаждавшие меня вопросы! На пороге я запнулся, почему-то не решаясь заглянуть внутрь. Пройти дальше было нелегко: огромная каменная глыба лежала плашмя на песке: заполненная грязью канава отмечала место, где она вертикально простояла долгие века, пока недавнее землетрясение не раскачало и не опрокинуло ее, освободив ранее запечатанный проход. В том, что это именно дверной проем, у меня даже сомнений не возникло: одного опасливого взгляда внутрь хватило, чтобы различить гладкий, сухой каменный пол. Даже в этом тусклом свете, лившемся с затянутого дымом неба, этот поразительный факт оставался фактом: таинственное строение действительно имело искусственное происхождение; его возвели какие-то разумные существа, и лежащая у моих ног каменная плита несколько последних тысячелетий запечатывала вход, не давая едкой морской воде проникнуть внутрь.

Плывшие изнутри испарения тоже не слишком хорошо пахли, но запах был скорее сухой и затхлый. Несмотря на стиснувшее мне внутренности скверное предчувствие, я был больше не в силах сдерживать свое естествоиспытательское любопытство.

Я выскользнул из лямок вещмешка, которым меня снабдил капитан, и вытащил самый громоздкий из бывших в нем предметов – морской фонарь. Посражавшись немного с кремнем и кресалом, я сумел, в конце концов, запалить масляный фитиль.

Я очень хорошо помню, как чувствовал себя в тот момент. «Белая луна» как будто очутилась за много лиг от меня, совершенно недосягаемая. Я уговаривал себя, что дрожу с головы до ног только от осознания того, какая невероятная удача свалилась мне на голову; что я оказался именно на этом корабле и именно в этот день исключительно чтобы воспользоваться этой небывалой возможностью, которая была не иначе как чудом. Чуть-чуть другой курс, ветер немного посильнее да настроение капитана малость помрачнее – и не видать мне этих неприветливых берегов как своих ушей. Любая случайность могла лишить меня поразительного открытия, которое я вот-вот сделаю.

Все это я тогда себе сказал. Оглядываясь сейчас на то мгновение, я отчетливо понимаю,