программа блокируется, „Клеопатра“ недостижима». — «А что, у тебя собратья по перу замыслы воруют?» — «Да ну… но ведь забавно!» — «И облучения не боишься?» (Мнительность Самсона мне была известна.) — «Есть приемчики. Говорили, железки помогают, но лучше всего, — Самсон понизил голос, — чистая шерсть. Покрыть голову…» Позади послышалось отчетливое хихиканье, мы обернулись: старик нищий слушает, вытянув худую длинную шею, как гусь. Сценарист усмехнулся пренебрежительно: «Вот экземплярчик гомосапиенса, а?» — и забрюзжал: «Библиотеку нет смысла на лето перевозить, а без книг я не жилец на этом свете!»

На первом этаже кухня, «удобства» и гараж. «Викины причуды — прямо из кухни за руль, видишь дверцу? — сквозь Сонин сарказм проступали и горделивые, и тревожные какие-то нотки. — Там нечего смотреть, строительный хаос…» — «Да ладно, не извиняйся, посмотрим…» — Мы протиснулись в просторное полутемное помещение, за нами — Савельич неотступной тенью (подружка его осталась в шезлонге), вспыхнуло мертвенно-голубое мерцанье.

— А машина-то где?

— Пока за домом, тут еще сохнет все.

— И сам ремонтировать будешь? — недоверчиво уточнил я, заглянув в автомобильную яму.

— Научусь. — Он подмигнул. — Научился же я водить.

Ага, за энное количество лет; тут ему жена сто очков вперед даст.

Выйдя на белый свет, Самсон опять закурил и пробормотал в пространство:

— Набирает людей, не посоветовавшись со мною.

— Ты что-то имеешь против моего участия в съемках?

Он не успел ответить: по широкой дорожке в разноцветных плитах, в ослепительных солнечных пятнах приближалась к нам блестящая известнейшая пара — Борис Вольнов и Рита Райт — герои вчерашнего шоу в ночном клубе «Артистико».

2

В какое-то мгновенье меня будто позвал настойчивый взгляд, я обернулся: за столиком в глубине залы с полукружьями арок и малиновыми занавесями незабвенная Виктория, смотрит в упор. В «перекуре» — мы снимали в очередь с напарником — подошел поприветствовать; она сидела со Львом Василевичем, сравнительно молодым, но шустрым сценаристом. «Вот, Коля, замахнулась на Пушкина, грядет двухсотлетие!» — «Прекрасно». — «Ты не хочешь поучаствовать?» — «Хочу — не то слово!»

Тут как раз окончилась «пляска чертей» (ключевой момент шоу), они рассеялись по зале, и находчивый Василевич подозвал одного из Мефистофелей: «Боря!.. Виктория Павловна, вы знакомы с Вольновым?» — «Лично — нет». — «Уверен, он вам необходим». — «А я не уверена». Она сразу подобралась и насторожилась: женственная и любезная, Вика мгновенно преображалась, коль речь заходила о работе. Но Вольнов уже подскочил, виляя хвостом, и непринужденно представился. Трехминутный разговор, о «Египетских ночах» — ни слова. И все же в Молчановку актер получил приглашение, очевидно на «смотрины».

А хозяйки все не было. «Задержалась в Москве, — объяснял хозяин на ходу. — Будем надеяться, уже в пути, раз столько гостей назвала…» Привел он нас в уютное тенистое местечко под липами, где, оказывается, был уже накрыт стол под полосатым зонтиком и стояли вкруг узорчатые белые стулья из пластмассы. В суете знакомств про бомжей забыли, как вдруг они выросли из зарослей, держась за руки, точнее, скрюченная Танюша повисла на Савельиче.

— Где сестра? — спросила она с ужасным беспокойством.

— Если б я знал! — Самсон нервозно взглянул на наручные часы. — Полседьмого…

— Семь, — уточнил я.

— Да? Остановились. — Он подкрутил колесико. — Ничего не понимаю. Главное, Ильи Григорьевича нет.

Я поинтересовался:

— Это кто ж такой главный?

— Здешний сосед наш, — отвечал Самсон уклончиво. — О! Возможно, она с ним, вместе прибудут… — Лицо его, довольно безобразное из-за выставленных вперед, длинных, как у вампира, зубов (впрочем, умное и тонкое), вдруг задергалось. — Голова болит смертельно… Присаживайтесь. Сестра Виктории — Татьяна Павловна. И… как вас?

— Никита Савельевич.

— Савельевич… Очень задушевно. Так вот, господа, ждать не будем, требуется принять… — Душистый армянский коньяк пролился в хрустальные стопочки, пальцы Самсона чуть дрожали. — Слава Отцу и Сыну и Святому Духу, и ныне и присно и во веки веков! Аминь.

— За великий праздник! — восторженно подхватил Савельич.

Выпили, закусили. Стол великолепен: груда бутербродов с икрой, с разнообразной рыбой и мясом, украшенных тончайшими ломтиками огурцов, помидоров, укропом, петрушечкой… в центре — фарфоровое блюдо с молодой картошкой. Молодец Самсон! Как приятно иногда пожить в вечерней летней истоме, ни о чем не думая, не вспоминая…

— Приятно бывает пожить, — подслушал мои мысли киноактер. — Виктория Павловна ничего вчера конкретно не сказала, но прошел слушок… — Он вопросительно взглянул на сценариста.

— Уже прошел? — поморщился тот. — Вика суеверна, клялась — никому… — опять наполнил стопки. — Мы действительно задумали вольную, так сказать, экранизацию «Египетских ночей».

— Кажется, уже была, — неожиданно заявил бомж. — Шницеля.

— Швейцера, — поправил сценарист со снисходительной улыбкой. — То был всего лишь эпизод в телесериале. У меня друга идея.

Кинозвезды жадно слушали, Борис сказал живо:

— Вам пришлось досочинять Пушкина! (Самсон скромно кивнул.) Эх, если б я умел писать… Я бы перенес действие в наши дни.

— Из Древнего Египта? — изумился бойкий бомж. — Я, конечно, человек необразованный…

— Вот и не встревайте, — перебил Самсон строго и мрачно, закурил. — Идеи носятся в воздухе.

— Нет, серьезно? — протянул Борис с удивлением. — Действие происходит…

— Сейчас, — докончил сценарист. — Да, сейчас! Это мой замысел. — Он вдруг приободрился, заговорил, с удовольствием обращаясь к черноокой красавице Райт. — Если вы помните содержание… к аристократу-поэту является нищий импровизатор с просьбой организовать платный литературный вечер в высшем кругу, на котором вдохновенно слагает стихи на заданный символ: царица египетская предлагает «рабам своим» ночь любви за жизнь. Переспал — наутро казнь. Желающие находятся. На этом «Египетские ночи» у Пушкина обрываются, но известен еще один набросок на ту же тему — диалог некоей «роковой женщины», госпожи Вольской, с ее поклонником Алексеем Ивановичем: найдется ли в наше время (то есть в пушкинское время) мужчина, способный на такой безумный порыв. И есть намек, что Алексей Иванович решится и дело закончится трагедией.

— Достоевский об этом писал, — обронила убогая, загадочно глядя прямо перед собой (у нее какое-то литературное образование, вспомнил я, корректором до