самое и с Бобом Неллином. Но всяком случае, это единственное извинение, какое я могу найти для них. Сокращая длинную историю, скажу только, что никому из нас не удалось кончить завтрака: пришлось таки поработать, пока обоих молодцов не загнали в угол и не схватили так, что они не могли и пошевелиться.

— Я никогда не стал бы их красить, — сказал стюард после того, как все было окончено, — если бы я знал, что они поднимут такую возню. Сами же они пожелали краситься.

— Штурман изобьет их до полусмерти, — заметил Тед Хилль.

— Он отправит их в тюрьму, вот что он сделает, — сказал Смит. — Это вещь серьезная, — сойти на берег, напасть на штурмана и побить его.

— Вы все замешаны здесь, — раздался с пола голос Билля. — Я выведу всех на чистую воду. Джо Смит подзадорил нас, стюард выкрасил, а остальные одобрили.

— Джо достал платье для нас, — сказал Боб. — Я знаю и место, откуда он его достал.

Неблагодарность этих людей была такова, что сперва мы решили не обращать на них внимания; но добрые чувства взяли верх, и мы устроили митинг, на котором обсуждали вопрос, что с ними делать. Но при всяком предложении с полу раздавались два голоса, которые во всем находили промахи и ни с чем не хотели соглашаться. Пришлось нам итти на палубу, ничего не решив, кроме одного: мы готовы были клясться, чем угодно, что ни о чем и знать не знаем.

— Единственный совет, который мы вам можем дать, — сказал Джо, оглядываясь на них, — лежите здесь, как можно дольше.

Первый человек, кого мы увидели на палубе, был штурман, и красив же он был! Он повязал бинт на левый глаз и черную повязку на другой. Нос распух, а губа была рассечена; но офицеры столько шумели о нем, что я думаю, он скорее гордился, чем был огорчен своим несчастьем.

— А где остальные двое? — спросил он сейчас же, сверкнув из-под своей черной повязки.

— Должно быть, лежат внизу, сэр, — отвечал Тиммерман, весь дрожа.

— Подите и пришлите их наверх, — приказал штурман Смиту.

— Слушаюсь, — сказал Джо, не трогаясь с места.

— Да идите же, — заорал штурман.

— Они не совсем здоровы сегодня, сэр, — пробормотал Джо.

— Присылайте их наверх, чорт вас побери, — закричал штурман, ковыляя к нему.

Ладно, Джо безнадежно поднимает плечи, идет и кричит вниз, в бак.

— Они идут, сэр, — докладывает он штурману как раз в тот момент, когда капитан выходит из каюты.

Мы все, занятые своим делом, подошли, как можно ближе к ним. Капитан беседовал со штурманом о побоище и говорил нелестные вещи о германцах. Вдруг он вскрикнул и отшатнулся, широко раскрыв глаза. Мы оглянулись и увидели двух арапов, молча направляющихся к нам.

— Боже правый, мистер Фингалл, — воскликнул капитан. — Что это значит?

Никогда ни у кого я не видел такого выражения, как на лице штурмана в эту минуту. Три раза открывал он рот, чтобы заговорить, и закрывал его, не произнося ни слова. Жилы на лбу у него страшно надулись, а щеки побагровели.

— Это волосы Билли Казенеса, — пробормотал капитан. — Это волосы Билли Казенеса. Это Билль Каз…

Боб подошел к нему вместе, с Биллем, тащившимся немного сзади, стал перед ним и скривил рот в некоторое подобие улыбки.

— Не стройте мне таких рож, — завопил капитан. — Что это значит? Что вы сделали с собой?

— Ничего, сэр, — сказал Билль смиренно; — это с нами сделали.

Стюард в это время шел сколотить бочку, которая немного рассохлась; он затрясся, и бросил на Билля взгляд, способный расплавить камень.

— Кто сделал? — спросил капитан.

— Мы сделались жертвами жестокого оскорбления, сэр, — сказал Билль, стараясь избегать взоров штурмана, который не сводил с него глаз.

— И так и думал, — заметил капитан. — И вы также подверглись нападению?

— Точно так, — сказал Билль почтительно; — я и Боб были на берегу. Этой ночью гуляли себе спокойно, как вдруг на нас напали пятеро иностранцев.

— Что? — закричал капитан; а что сказал штурман, этого я не хочу и повторить.

— Мы дрались с ними, пока могли, сэр, — сказал Билль, — потом мы свалились без чувств, а когда пришли к себе, то нас уже разделали, как вы сами видите.

— Что это были за люди? — спросил капитан, приходя в возбуждение.

— Моряки, сэр, — сказал Боб, вступая в разговор. — Голландцы или немцы или что-нибудь в этом роде.

— Был там один высокий с белокурой бородой? — спросил капитан, горячась все больше.

— Да, сэр, — ответил Билль с некоторым удивлением.

— Та же шайка, — сказал капитан. — Та же шайка, которая избила мистера Фингалла, можете быть уверены. Мистер Фингалл, счастье ваше, что и вас не выкрасили негром.

Я думал, что штурман сейчас лопнет. Я не понимаю, как человек может раздуваться так, как раздулся он, не лопаясь.

— Не верю ни одному слову, — сказал он, наконец.

— Почему? — спросил резко капитан.

— Ну, не верю, — повторил штурман голосом, дрожащим от ярости. — У меня есть свои основания.

— Не думаете же вы, что эти бедняги пошли и сами выкрасились для забавы; так, что ли, по нашему? — сказал капитан.

Штурман ничего не ответил.

— … и потом пошли и сами себя избили для довершения шутки? — продолжал капитан саркастически.

Штурман молчал. Он беспомощно смотрел вокруг и видел, как третий офицер обменялся со вторым беглым взглядом, матросы смотрели хитро и весело, и, думаю, в этот момент он ясно понял, что провалился.

Он повернулся и сошел вниз, а капитан прочел нам маленькое поучение о том, чтобы не ввязываться в драку зря, и отпустил обоих матросов, велев им итти вниз и отдохнуть. Он был так ласков с ними во весь переход и проявлял такой интересь к перемене их цвета — с черного на коричневый, со светло-коричневого на лимонный с пятнами, — что штурман ничего не посмел сделать с ними, а прибавил к нашей собственной порции то, что должен был всыпать им.

Татуировался

— Татуировка требует таланта, — сказал уверенно ночной вахтенный. — Для этого нужен талант, как вы сами можете понять. Человек должен знать, что татуировать и как татуировать; здесь нельзя ни стереть, ни исправить. Это талант, и ему нельзя научиться. Я знал человека, который упражнялся в татуировке каждое плавание над каютным юнгой, чтобы научиться этому искусству. Это был медлительный, упорный человек, а что приходилось выслушивать от этих мальчишек, пока он работал, так это прямо невероятно! И все-таки ему пришлось бросить свои попытки лет через пятнадцать, и вместо этого приняться за вязанье крючком.

Есть люди, которые вовсе не желают татуироваться, гордясь своей кожей или по другой причине; и много лет Дик, по прозвищу Имбирь, о котором я вам как-то рассказывал,