Роллан Ромен Вселенское Евангелие Вивекананды

Перевод Т. Н. Кладо

Ромэн Pоллан. Собрание сочинений. Том XX.

Л., Государственное издательство "Художественная литература", 1936

Опыт исследования мистики и духовной жизни современной Индии. Вселенское Евангелие Вивекананды. Махатма Ганди

"Я- нить, пронизывающая все эти мысли, каждая из которых - жемчужина", - сказал Властитель Кришна.

(Вивекананда: "Майя и эволюция идеи Бога")

СОДЕРЖАНИЕ

Часть первая

I. Майя и путь к свободе

II. Великие пути. Четыре ноги

1. Карма-иога

2. Бжакти-иога

3. Раджа-иога

4. Джнана-иога

III. Всемирная наука – религия

IV. Град человека

V. Cave canem

Заключение

Часть вторая

I. Матх и миссия Рамакришны

II. Пробуждение Индии после Вивекананды. Рабиидранат Тагор и Ауробиндо Гоз

Приложение к Вселенскому Евангелию Вивекананды

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
I

МАЙЯ И ПУТЬ К СВОБОДЕ

Я не имею в виду обсуждать здесь всю совокупность идей великих индусов, жизнь которых я только что рассказал. Материал, из которого возникли идеи Вивекананды, отнюдь не был, как и у Рамакришны, его личным завоеванием. Он составляет часть общей сокровищницы индуизма. Простой и скромный Рамакришна никогда не приписывал себе чести основания метафизической школы. А Вивекананда, гораздо более рассудочный и сознававший значение своего учения, знал и говорил, что оно неново. Он скорее претендовал на высокую духовную генеалогию:

– Я – Шанкара, {Я напоминаю европейским читателям, что Вивекананда имел в виду знаменитого Адваитиста второй половины VIII в., направившего мысль Индии к безличному и абсолютному монизну.} – говорил он.

Оба они с улыбкой отнеслись бы к представлению, присущему нашему времени, будто человек может считать себя изобретателем или собственником какой-либо системы идей. Мы хорошо знаем, что все человеческие идеи вращаются в ограниченном кругу, то появляясь, то исчезая, но не переставая существовать. И как раз те, которые кажутся нам самыми новыми, зачастую оказываются самыми старыми: дело лишь в том, что мир их давно не видел.

Итак, я не стану, говоря о Парамахамсе и его великом ученике, рассуждать об индуизме. Это было бы бесполезным и непосильным трудом. Тем более, что, если бы я хотел проникнуть в сущность вопроса, я не смог бы ограничиться одним индуизмом. Основное содержание его опытов и мистических концепций, а также некоторые метафизические построения, для которых они служат одновременно и фундаментом и увенчивающим сводом, отнюдь не присущи одной Индии, как она это полагает, и являются для нее общими с великими религиозными учениями Запада – эллинистическими или христианскими. Божественная Бесконечность, Абсолютное Божество, имманентное и трансцендентное, изливающееся в непрерывном потоке Natura Rerum и сосредоточивающееся в ничтожнейшей из ее частиц, – Божественное Откровение, разлитое по вселенной и начертанное в глубинах души,- великие Пути единения с бесконечной Силой и в частности путь полного Отрицания, "обожествление" боговдохновенного, отождествляемого с Единым, – все это выражено Плотином Александрийским и первыми творцами христианской мистики с мощностью, стройностью и красотой, которые ни в чем- не уступают монументальным построениям Индии; наоборот, индийским мистикам было бы весьма полезно их изучить.

Понятно, что я не могу в пределах настоящей работы изложить, хотя бы в самом общем виде, историческую эволюцию понятия Божественной Бесконечности и великой науки единения с Абсолютным. Для этого надо было бы написать историю мира. Ибо подобные идеи слились в единую плоть с человечеством. Они принадлежат вчерашнему, сегодняшнему, завтрашнему дню. Их содержание всеобъемлюще и вечно.

И хотя вопрос об их ценности (проблематичной, как ценность всех без исключения идею остается открытым, хотя этот вопрос теснейшим образом связан с великой научной проблемой "Самосозерцания", – я не могу обсуждать его здесь: он потребовал бы особого исследования: Я ограничусь тем, что отошлю читателя к двум, довольно обширным примечаниям в конце этого тома: одно из них – о великом мистическом "Самосозерцании" и о своеобразных ошибках в его оценке, которые совершает современная психопатология: она не признает того, что является в "ем строго-научным, и отрицает значительную важность установленных до сих пор данных для полного восприятия и понимания реальной действительности. Второе примечание посвящено эллино-христианской Мистике первых веков (Плотин, Дионисий Ареопатигг) и ее связи с индийской мистикой. {См. стр. 124-161, примеч. 1 и 2.} Я постараюсь лишь изложить здесь основные идеи ведантизма в том виде, как их выражает Вивекананда.

Всякое великое учение, периодически возвращаясь на протяжении веков, окрашивается отблесками того времени, в котором оно вновь появляется, и принимает отпечаток той души, в которую оно проникло. Именно таким образом оно воздействует На людей определенной эпохи. Ибо всякая идея, оставаясь отвлеченной, не вышла бы из элементарного состояния, подобно электричеству, рассеивающемуся в атмосфере, если бы она не воплотилась в человеческой личности, являющейся для нее конденсатором. Необходимо, чтоб она предстала во плоти, как боги. Et caro facta est...

Именно эта смертная плоть бессмертной идеи сообщает ей образ, того или иного дня, того или другого века, и помогает ей вступить в общение с нами. Я хотел бы попытаться показать, насколько лик учения Вивекананды сходен с нашим люком, с нашими нуждами, муками, стремлениями, сомнениями, что блуждают, как слепые кроты, инстинктом прокладывая дорогу к свету. Понятно, что я хотел бы внушить людям Запада, сходным со мною (а они не (малочисленны – те, кто не оставляет меня со времени появления "Детства Жана Кристофа"), мою симпатию к старшему брату, сыну Ганга, сумевшему достичь вершин доступного совершенному человеку равновесия сил своей мысли, одним на первых примирявшему две державы, что борются в нас – разум и веру.

Если есть чувство, являющееся для меня основным (а мое "я" является здесь лишь представителем тысяч европейцев), то это чувство Свободы. Без нее ничто не имеет цены… "Das Wesen des Geistes ist die Freiheit". {"Сущность духа - свобода" (Гегель).}

Лучше всего чувствуют ее несравненную ценность те, кто более всего страдал от цепей, либо в силу особо