он был военным корреспондентом на Украинском фронте. Сколько мы, итальянисты, ни объясняли, что потом он искренне и всерьез разочаровался в фашизме, который в тридцатые годы виделся ему поборником социального равенства, ничто не помогло. Один Коротич не остался глух к стенаниям итальянистов и с творчеством Курцио Малапарте украинских читателей познакомил.

Роман «Я и он» ни в одной из стран СНГ не издан до сих пор. Вовсе не потому, что Коротич побоялся печатать это и впрямь весьма эротичное, а порой и физиологическое произведение. Как известно, вскоре он переехал в Москву, где стал редактором «Огонька». И там в пылу борьбы, литературных и публичных схваток с лжепатриотами российскими и ревнителями морали ему стало не до романа Моравиа. А так, после теперешней-то порнухи, кого сейчас поразишь романом, в котором Моравиа ведет беседу, спор и философско-эротический поединок со своим пенисом.

Знаю, правда, что издательство «Радуга» собирается издать трехтомник избранных произведений Альберто Моравиа.

К большому моему горю, сам Моравиа не увидит и первого тома своих творений на русском языке. Этот отнюдь не степенный и величественный в повседневной жизни патриарх итальянской литературы скончался в 1990 году в возрасте восьмидесяти трех лет.

Да, он прожил совсем немало, успел сделать и того больше, и все равно его смерть была преждевременной. Ведь в нашем зыбком, ожесточившемся и одичавшем мире он был одним из последних писателей-гуманистов. Менялись его воззрения, литературные и жизненные пристрастия, но он неизменно оставался верен своему творческому кредо, такому простому и трудновыполнимому: какая бы на дворе ни стояла власть, нельзя обманывать себя самого и читателей, даже если они были бы этому в глубине души рады.

Глава четырнадцатая (финальная)

Дописал последнюю фразу, и стало мне как-то не по себе. С чего вдруг? Так пока по жизненному пути шел, сколько чудесных друзей потерял! Вот из тех, о ком здесь более или менее подробно рассказал, живут и здравствуют лишь Евгений Евтушенко, Виталий Коротич и Витторио Страда, да сбудется пожелание его любимого поэта Маяковского «Лет до ста расти нам без старости». Хоть и не здравствует, но отважно противостоит жизненным невзгодам мужественная женщина Луче д’Эрамо. Однако никогда уже не встречусь я с Борисом Слуцким и Евгением Винокуровым, с Альберто Моравиа и Итало Кальвино, с Примо Леви и Анджело Мариа Рипеллино. Хоть теплится надежда, что в беседах наших и спорах, письмах и разговорах телефонных, о чем я тут рассказал, станут они и читателям ближе, и мне самому еще роднее. Все равно, не отступает мысль — а разве не о многих других чудесных людях, знаменитых и не очень, я либо упомянул вскользь, либо и вовсе промолчал? А ведь они вполне достойны не то что отдельной главы, а и целой книги. Тот же Евгений Винокуров однажды за разговором с бокалом вина в руке горько так сказал мне:

— Неужто, Лев, для потомков я навсегда останусь лишь автором слов к песне «Сережка с Малой Бронной»?! Тогда уж лучше было стать врачом, о чем мама мечтала.

Мрачный его прогноз, к счастью, не сбылся. Будем, однако, честными до конца. Разве критики и читатели оценили в полной мере его недюжинный поэтический талант, свежесть виденья войны? Нет и еще раз нет! Пусть и в меньшей мере, но это относится и к Давиду Самойлову и к Борису Слуцкому в России, к Луиджи Малербе и Васко Пратолини в Италии. По мне, так этот снобизм критики и забывчивость читателей — лишнее свидетельство того, что в своих предубеждениях мир вовсе не делится на Западный и Восточный.

И вот рассказал я о своих сомнениях замечательному итальянскому критику и писательнице-историку Марии Корти.

На что она мне ответила:

— Лев, писатель истинный о своей прижизненной славе заботиться не должен. Разве Пруст и Ремарк об этом беспокоились? Между тем многие мои коллеги, итальянские писатели, слишком даже о своей популярности пекутся. Талант ведь он как трава — даже сквозь асфальт пробьется.

Мысль Марии Корти показалась мне изрядно спорной. В простенькой шутке «С утра сам себя не похвалишь, потом до вечера будешь ходить как оплеванный» есть немалая доля истины. А если серьезно, то в наши насквозь пронизанные рекламой дни и подлинный талант очень даже нуждается в словесной и письменной рекламе.

Поэтому хотелось бы рассказать и о других интересных, неординарных людях, с которыми сводила меня моя литературная и жизненная дорога. Попытаюсь сделать это, если будет на то воля Божья, в еще одной книге воспоминаний. Пока же ставлю не точку, а многоточие и крепко надеюсь на новую встречу с неравнодушным читателем…