сделала единственное, что считала правильным. Она спрятала мишку, пока меня не было дома.

Тот день, когда я впервые сорвалась на нее. Я никогда не вспоминала, из-за чего тогда у меня случилась истерика. Я думала из-за какой-то ерунды… Все дело в том, что придя домой из школы, я не нашла своего медвежонка. А потом в парке я встретила Мишку…

Господи, как же так? Все ведь было так реально.

Я отложила медвежонка и достала из коробки тетрадку. Это была моя медкарта. Когда мне исполнилось восемнадцать, завели другую, а эту мой врач посоветовал не сдавать в архив из-за бабушкиной договоренности, а забрать себе. И она все эти годы лежала здесь. Я открыла ее и нашла описание первого визита к Александру Николаевичу. Я не могла разобрать его почерк, только видела некоторые слова, повергнувшие меня в еще больший ужас.

Ночные кошмары… галлюцинации… бред… чрезмерное нервное возбуждение, сменяющееся периодами апатии… кататония… вымышленный друг… шизофрения…

Вымышленный друг! Мишка — вымышленный друг! Мне стало трудно дышать. Человек, который всегда был рядом со мной, которого я любила и кому доверяла, оказался вымышленным, ненастоящим… Я все это время была одна…

В голове, словно кадры быстрой перемотки, мелькали сцены из моего прошлого.

Вот наша первая встреча, я чем-то очень расстроена, даже слегка напугана, а он такой спокойный и уверенный, и, хотя мне никогда не стать такой же, рядом с ним я успокаиваюсь…

Вспышка… Как будто кто-то фотографирует. И вспышки ослепляют меня.

Другая картинка, уже не парк, а бабушкина прихожая. А вот и сама бабушка — с аккуратной прической и в своей любимой кофточке.

«— Бабуль, это мой друг, Мишка.

— Какой еще друг, Жанна? Хватит заниматься ерундой, заходи домой».

Снова вспышка.

Декорации изменились — я в кабинете врача, мой первый визит к психиатру. Врач игнорирует Мишку, смотрит мимо, не разговаривает с ним. А вот бабушка, выходя из кабинета, положила ему на стол какую-то записку…

И вот я уже у нового врача — мы беседуем, он спрашивает, есть ли у меня друзья, особо интересуется Мишкой, потом следуют непонятные вопросы про воображаемых друзей…

Вспышка. На этот раз еще ярче.

Я опять в больнице, у дверей кабинета моего доктора. Я жду бабушку и невольно слышу ее слова, рвущие душу своим отчаянием и прерывающиеся тихими всхлипами: «Что же теперь делать, Сергей Васильевич? О, я знаю, это я виновата, я слишком ее опекала, но самое страшное упустила … Как я радовалась, что она с удовольствием сидит дома, не пропадает до ночи во дворе, мне было удобно и спокойно за нее… А потом начались кошмары, появился этот… Миша… А я все тянула, надеялась, что пройдет, возраст такой…» Двери лифта в конце коридора медленно открываются, и я отскакиваю от кабинета. Вскоре выходит бабушка, она улыбается, но я вижу ее красные глаза и трясущийся подбородок.

Опять свет! На этот раз такой сильный, что слепит глаза.

Моя квартира. Влад, я… Все, как тогда, только… Только Мишки там нет.

Мне вспомнилось лицо Влада в тот момент, когда я пыталась познакомить его с Мишей. Я горько улыбнулась. Теперь все встало на свои места.

Когда мне позвонил Денис, я лежала на спине на бабушкиной кровати и не мигая смотрела в потолок. Мне хотелось умереть, исчезнуть, словно меня никогда не было в этом мире. Так же как Мишки. Я думала о том, почему все так получилось в моей жизни. Наверное потому, что я не должна была появляться на свет. Я не должна была рождаться. Я ненормальная шизофреничка, выдумавшая себе друга и поверившая в него.

Этот мир не для меня. Он для нормальных людей, и мне нечего здесь делать.

Когда Денис заехал за мной, и я села в машину, он спросил, не завелись ли еще в квартире моей бабушки любовники и маньяки. Я ответила, что нет, не завелись, и натянуто улыбнулась. Муж сообщил мне, что ремонт в доме закончился, и завтра можно будет собираться обратно.

Через несколько дней я проснулась ночью от того, что в моей комнате кто-то находился. На моей кровати сидел Мишка. Он поднес к губам указательный палец, призывая меня к молчанию, и, кивнув на дверь, вышел из комнаты. Я вышла вслед за ним. В коридоре его не было, и я пошла в комнату Анюты. Он стоял у кроватки ребенка, и зло улыбаясь, смотрел на нее.

— Что ты здесь делаешь? — Я подошла к нему.

— Пришел навестить своего лучшего друга.

— Ты ненастоящий. Тебя нет! — Я зажмурилась. А когда открыла глаза, он все еще был здесь.

— А ты уверена в этом, Жанна? В том, что ненастоящий именно я, а не вся та жизнь, которая тебя окружает. Я ведь знаю, ты чувствуешь себя чужой здесь. Только со мной ты по-настоящему жила, разве не так?

Так, сто тысяч раз так!

— Ты уверена, что твой муж настоящий? — Продолжал тем временем Мишка. — Что твоя дочь настоящий ребенок, а не кукла, которую тебе когда-то в детстве подарила бабушка?

— Я не знаю, Миша, я так запуталась.

— Давай проверим. Я возьму подушку и накрою ее лицо. Если я ненастоящий, а она живая — ей ничего не будет, правда?

Я медленно кивнула. Мишка вытащил подушку из-под головки Анюты. Я смотрела на него и не могла шевельнуться от ужаса.

— Мама… — Я повернулась к дочке. Она проснулась и сонно смотрела на меня. Мишки рядом не было, а в моих руках был какой-то предмет. Я опустила глаза и, вскрикнув, выронила подушку, которую сжимала ладонями.

Это я! Господи, это я!

Я схватила Анюту и прижала к себе. Несколько секунд назад я могла задушить ее подушкой! Мне нужно держаться подальше от ребенка. Я ненормальная! Ненормальная!

Я уложила дочку и вернулась в постель. Попыталась уснуть, но сон сморил меня только под утро. А до этого я лежала на спине и глядела в потолок. Следующий день я порхала по дому, делая и снова переделывая всю домашнюю работу. Лишь бы устать так, чтоб не проснуться ночью.

Несколько дней и ночей действительно прошли спокойно. А потом я снова увидела Мишку у кроватки своей дочки.

— Что тебе от меня нужно? Зачем ты снова пришел сюда?

— Потому что я — часть тебя, Жанна. И ты уже это знаешь. Я никогда тебя не оставлю. Разве не этого ты всегда хотела?

— Отойди от кроватки. Не приближайся к моему ребенку.

— Она так похожа на тебя, Жанна, просто одно лицо! Ты не боишься, что она будет такой же одинокой несчастной девочкой как и ты?

— Боюсь.

— Ты часто думаешь о том, как сложно ей придется жить на этом свете, правда, Жанна? Мир ведь так жесток. Особенно к маленьким беззащитным детям. Жанна, скажи, ну неужели ты хочешь всего этого для своей дочки? А вдруг она заболеет, а вдруг с ней что-нибудь случится? Что-нибудь такое, что заставит тебя пожалеть о том, что ты вообще родила ее?

— Замолчи, — я