аркой.

Позади стойки открылась дверь, и из неё вышел молодой светловолосый англичанин в отутюженной рубашке и светлых брюках.

– Доброе утро, – сказал он с улыбкой. – Меня зовут Пол Джонс, я старший администратор.

– Хиггинс, – сказал Хиггинс. – А это мистер и миссис Мергатройд.

– Добро пожаловать, – сказал Джонс. – Давайте посмотрим, что там насчет комнат.

Из глубины холла появилась чья-то долговязая фигура и направилась к ним. Худое тело было облачено в шорты и цветастую пляжную рубашку. Обуви на ногах не имелось; на лице цвела улыбка, а здоровенняя рука сжимала банку светлого пива. Пришелец остановился в нескольких ярдах от Мергатройда и уставился на него с высоты своего немалого роста.

– Привет, токо приехали? – спросил он с ярко выраженным австралийским акцентом.

Мергатройд смутился.

– Э… да, – сказал он.

– Как тя звать? – спросил австралиец без лишних церемоний.

– Мергатройд, – ответил банковский клерк, – Роджер Мергатройд.

Австралиец кивнул, переваривая эту информацию, и спросил:

– Ты откедова?

Мергатройд не понял и подумал, что тот спрашивает: "Ты от кого?"

– Я от Мидлендского отделения, – ответил он.

Австралиец поднёс банку ко рту, отхлебнул, рыгнул и спросил:

– А это кто?

– Это Хиггинс, – сказал Мергатройд. – Из центрального.

Австралиец радостно ухмыльнулся и несколько раз моргнул, чтобы сфокусировать взгляд.

– Клёво, – сказал он. – Мергатройд от Мидлендского отделения и Хиггинс из центрального.

Тут австралийца заметил Пол Джонс, вышел из-за своей стойки, взял великана за локоть и повлёк его к выходу из холла.

– Ну-ну, мистер Фостер, не вернуться ли вам в бар, пока я устрою наших новых гостей…

Фостер последовал за менеджером, деликатно, но твердо увлекающим его прочь. Уходя, он дружески помахал рукой в сторону стойки и воскликнул:

– Ты молоток, Мергатройд!

Пол Джонс вернулся за стойку.

– Этот тип, – с ледяным негодованием заявила Эдна Мергатройд, – пьян в стельку.

– Но он же в отпуске, дорогая, – сказал Мергатройд.

– Это не оправдание, – отрезала миссис Мергатройд. – Кто он такой?

– Гарри Фостер из Перта, – сказал Пол Джонс.

– А выговор у него совсем не шотландский, – сказала миссис Мергатройд.

– Он из того Перта, который в Австралии, – пояснил Джонс. – Позвольте мне проводить вас в номер.

Стоя на балконе двухместного номера на втором этаже, Мергатройд с восхищением осматривал окрестности. Внизу узкая лужайка переходила в полосу сверкающего белого песка, по которому метались редкие тени от пальм, раскачиваемых свежим бризом. С дюжину соломенных зотников обещали более надёжную защиту от солнца. Тёплые воды лагуны, молочно-белые от взбаламученного песка, набегали на пляж. За полосой прибоя вода была прозрачно-зелёной, а еще дальше – синей. В пятистах ярдах за лагуной угадывался коралловый риф.

В сотне ярдов от берега загорелый юноша с соломенными волосами занимался виндсёрфингом. Балансируя на своей крошечной доске, он ловил порывы ветра, всем своим весом удерживал рвущийся из рук парус и с кажущейся лёгкостью скользил по воде. Двое коричневых ребятишек с чёрными волосами и глазами плескались на мелководье. Среднего возраста европеец с круглым животиком, в ластах и маске, вылезал на берег, стряхвая с себя воду.

– Боже ты мой, там столько рыб, глазам своим не верю, – крикнул он с южноафриканским акцентом сидевшей в тени женщине.

По правую руку от Мергатройда, возле главного корпуса, группа мужчин и женщин в пляжных накидках направлялась к бару при бассейне, чтобы насладиться ледяными напитками перед обедом.

– Может, пойдем искупаемся? – предложил Мергатройд.

– Мы бы уже давно пошли, если бы ты помогал мне распаковывать вещи, – ответила ему жена.

– Да оставь ты их. Нам всего и нужно, что плавки да купальник, а остальное разберём после обеда.

– Ну уж нет. Я не позволю тебе идти на обед нагишом, как туземец. Надень шорты и рубашку.

За два дня Мергатройд вошёл в ритм тропических каникул – насколько это было ему позволено. Он рано вставал – впрочем, как и обычно – только вместо привычного заоконного вида бетонных коробок здесь был Индийский океан. Усевшись на балконе, он любовался восходом, ловя миг, когда далеко за рифом тёмная спокойная вода вдруг начинала блестеть под лучами солнца, как зеркало. В семь часов он ходил плавать, оставляя Эдну Мергатройд валяться в постели в бигудях и жаловаться на непростительную задержку завтрака, который, к слову сказать, подавали исключительно быстро.

В тёплой воде он проводил около часа и однажды, удивляясь собственной смелости, отплыл от берега на целых двести ярдов. Пловцом он был неважным, но быстро учился. К счастью, жена не видела его подвига. Она была уверена, что лагуна кишит акулами и барракудами, и никто не смог бы убедить её, что риф служит непреодолимым препятствием для хищников, и лагуна так же безопасна, как бассейн.

Он завтракал у бассейна и по примеру других отдыхающих стал брать себе злаки с дыней, манго или пау-пау, пренебрегая вездесущей яичницей с беконом. Большинство мужчин в этот час ходило в плавках или пляжных шортах, а женщин – в легких хлопчатобумажных халатиках и накидках поверх купальников. Мергатройд всегда был облачён в плотные шорты и тенниску, привезенные с собой из Англии. Около десяти часов жена приходила к нему под "их" пляжный зонтик и начинала выдавать свою ежедневную порцию заказов на прохладительные напитки и требований намазать её кремом от солнца, хотя на солнце она почти не высовывалась.

Изредка, надёжно укрыв перманент под глухой шапочкой, она перемещала свою розовую тушу к бассейну с баром на маленьком тенистом островке в середине, медленно проплывала несколько метров и выбиралась обратно на сушу.

Хиггинс, предоставленный сам себе, быстро сдружился с компанией молодых англичан, и его почти не было видно. Он наслаждался жизнью и в лавке при гостинице прикупил себе широкополую соломенную шляпу – точно такая же была у Хемингуэя на какой-то фотографии. Он тоже целыми днями ходил в плавках, а к ужину облачался в пастельных тонов брюки и рубашку в стиле "сафари" с погонами и нагрудными карманами. После ужина он ходил в казино или в диско, и Мергатройд всё гадал, каково это.

К несчастью, Гарри Фостер не стал держать свои шутки при себе, и все южноафриканцы, австралийцы и британцы, составляющие большую часть отдыхающей публики, знали Мергатройда исключительно под кличкой "Мергатройд от Мидлендского отделения". Хиггинсу, как своему парню, удалось избавиться от "центрального". Мергатройд, таким образом, невольно прославился. Когда он в своих шортах и теннисных туфлях шел на террассу завтракать,