лицо его сразу стало скучным. — Я так и знал. И ошибка еще там — «осьменог»… Эх, ты — «осьменог»…

И вдруг он влепил такого пинка Утенку, что тот кувыркнулся в траву, но — не обиделся: сидел и улыбался, хоть по щекам и текли слезы. А ребятам при взгляде на Утенка стало отчего-то радостно. Один только мокрый, тяжело дышавший Горька отвернулся и принялся стягивать через голову рубашку.