топившейся печке были видны издалека. Из мазанок, жавшихся друг к дружке по обе стороны узкого, покрытого выбоинами переулка, были слышны голоса и звон посуды. Кое-где дымили сложенные во дворе печи. Вниз по переулку спускалась хрупкая девичья фигурка, плотно закутанная в старенькое покрывало, — в одном из уютных коттеджей поблизости ее уже ждала груда грязной посуды. На шоссе, которое проходило поодаль, движение тоже становилось оживленнее, и оттуда все чаще доносились приглушенные туманом резкие сигналы грузовиков.

Перед дождем Чаудхри всегда что-то недовольно бормотал себе под нос. Над землей стелется туман, по небу клубятся тучи — того и гляди начнется дождь, так что идти на обычное место сегодня не было никакого проку — кому в такую погоду взбредет в голову заниматься своей внешностью: побриться или привести в порядок шевелюру. Считай, целый день пропал зря. Видя, что торопиться некуда, Чаудхри вынул из кармана бири^[1] и, закуривая на ходу, неторопливо направил шаг к лавке Гобинди: там каждое утро за чашкой чаю собирались люди и можно было узнать последние новости, тем более что вчера целая делегация во главе с Хиралалом с утра отправилась в муниципалитет и до самого вечера не появлялась в поселке. Было очень важно узнать, добились ли они встречи с нужным человеком, и если добились, то выяснить, какой ответ получили.

В лавке действительно уже сидели люди, и еще издали Чаудхри услышал голос Хиралала.

— Мы к начальнику, — пискляво ораторствовал Хиралал. — Руки этак сложили, стоим. «Мы строители, сахиб, говорю я, мы дома строим, а самим нам жить негде. Мы возводим жилье, говорю, а самим даже голову приклонить некуда. Сделайте, говорю, милость, сахиб, не оставляйте нас без крыши над головой, ведь сезон дождей начинается».

— Ну и что ответил начальник? — донесся чей-то голос.

— Хороший попался начальник… — продолжал Хиралал. — Выслушал нас внимательно, ни разу не перебил. Начальники-то, они хорошие, это всякая мелкота чиновная — подлый народишко.

Хиралал умолк.

— Ну, какие вести принес, Хира? — спросил Чаудхри, входя и усаживаясь на возвышении. — Чем порадовали вас там?

На Чаудхри никто не обратил внимания, хотя в лавке собралось уже человек восемь. На почетном месте восседал Хиралал в высоком раджастханском тюрбане и новеньком черном пиджаке — в этом одеянии он и ходил вчера на прием в муниципалитет.

Несмотря на то что Чаудхри уже много лет жил в поселке, его считали чужаком, потому что он был из ахиров^[2], а почти все остальные жители поселка вели род от воинской касты раджпутов. И занимались они разным делом: Чаудхри был парикмахер, а они — каменщики, маляры, плотники. Во всей округе насчитывалось лишь три семьи из касты ахиров, а мощная община раджпутов имела даже свой панчаят^[3], да и вообще все они крепко держались друг за друга.

Обращенный к нему вопрос Хиралал пропустил мимо ушей, сделав вид, что не расслышал.

— Все шло хорошо, пока начальник не передал нас подчиненному, — выдержав паузу, продолжал Хиралал. — «Вот, говорит, человек, который вам все объяснит». Тут-то все и пошло кувырком. Как только вошел этот поджарый, мне будто на ухо кто шепнул: «Ну, Хира, держись, дело — дрянь». Передал нас начальник поджарому, будто козу мяснику. И хоть при начальстве поджарый говорил вежливо, мне сразу стало ясно: дело наше — труба.

— А почему?

— Как почему? Мне даже рта раскрыть не дал. Молчком провел в свой кабинет, а там сообщил решение: «Вам, говорит, придется подыскивать другое место для жилья, поселок сохранить нельзя». Не верите, спросите у Рампракаша! Он тоже хотел было вставить слово, да поджарый тут же оборвал: «Муниципалитет, говорит, уже принял решение, которое считал нужным принять, и обсуждать его я не вижу необходимости». Ну, что это за манера разговаривать с людьми! Что будет дальше, на то воля всевышнего, а с людьми говорить надо вежливо. Какой тебе прок от того, что ты грубишь людям? Тебе повезло, ты выбился в чиновники. У нас другая судьба, мы простые рабочие, но все равно говорить с нами надо вежливо. Мы пришли к тебе как просители, зачем же унижать нас?! Отцы наши и деды владели землей, да и теперь у каждого из нас остался на родине участок. Но разве ж мы виноваты, если что ни год, то засуха? Вот мы и пришли в Дели. Нужда привела. И говорить с нами надо вежливо!

В устах Хиралала слова о вежливости звучали как припев давно знакомой песни.

Для Чаудхри стало ясно: ничего не вышло. А еще вчера Хиралал и другие торжественно направлялись в муниципалитет. По такому случаю делегаты нарядились в новые просторные пиджаки, веки подвели сурьмой, на головах у них были белые тюрбаны, в руках у каждого — внушительных размеров посох. Чаудхри сам побрил их на прощанье, добавив со смехом: «Таким молодцам любое дело по плечу! И не вздумайте возвращаться с пустыми руками, как в прошлый раз». А в муниципалитете чиновник их даже слушать не стал, да вдобавок пригрозил, что, если они еще раз посмеют переступить порог его кабинета, он вызовет чапраси^[4] и прикажет выгнать их.

— Напасть на хорошего начальника — это уже полдела, — продолжал Хиралал. — В прошлый раз, когда еще только зашла речь о сносе поселка, мы ведь тоже ходили на прием в муниципалитет. Так вот тот начальник, который принял нас тогда, два часа кряду слушал нас и, как вы знаете, решил дело в нашу пользу.

— Так вы бы опять к тому же начальнику, может, и по-другому бы все обернулось.

— Вот и я о том же говорю. Да уж если сразу не повезет — толку не будет… Мы пошли к тому, да его, говорят, уже нет, куда-то на другое место перевели. Да, если б удалось попасть на прием к прежнему, тот непременно б нашел какой-нибудь выход.

— Ну, а что было потом?

— А что еще могло быть? Смиренно пришли, без шума ушли. Руки лодочкой — и домой.

— Прежнего начальника нет, так вы бы к какому другому пошли. К министру б, наконец!

— А помните, я же с самого начала говорил: не надо строиться здесь, — угрюмо заметил Мульрадж. — И земля чужая, и договора на аренду нет.

— Да если б речь шла о неделе-другой, мы б и в шалашах прожили. А сейчас о чем говорить? Не один год уже тут живем. И если основательно обстроились, греха в этом нет.

Мульрадж, поджав ноги, сидел на стуле с железными ножками и спокойно потягивал бири. Вчера, несмотря на ползущие по небу тучи, он целый день был занят побелкой мазанки и даже не успел как следует отмыть известь: белая точка до сих пор виднелась над верхней губой.

— Так что же, значит, и на работу сегодня можно не выходить?

— Почему не выходить? Такие дела быстро не решаются. Пока нас отсюда попросят, пройдет месяц, а может, и два.