входные билеты.

В начале седьмого вечера вахтершу обычно сменял сотрудник вневедомственной охраны. Вдвоем они обходили все залы, включали сигнализацию, вахтерша уходила домой, а охранник, заперев изнутри входную дверь, оставался до утра, включив сигнализацию и на входной двери.

Так было и в этот раз.

— Сотрудники все ушли, — сказала вахтерша. — Ключи на месте, — она указала на висевшую доску с ячейками, где покоились ключи от кабинетов. У себя только Гилевский. Он обычно уходит после семи. Спешить старику некуда, одинокий, — она собрала свою сумку и попрощалась.

Без четверти восемь охранник запер входную дверь, ключ оставил в замке, сигнализацию включать не стал, поскольку в здании находился еще один человек — Гилевский, выложил из большого пластикового пакета еду и термос с чаем. Прошло еще полчаса. Ему не терпелось, хотелось основательно все запереть, сесть за свежий еженедельник «Экспресс», почитать, затем поужинать, дочитать «Экспресс» и, наконец, улечься на старый кожаный диван с продавленными подушками, стоявший в глубине холла за каморкой. Он медленно поднялся по широким лестничным маршам на третий этаж, прошел по коридору, свернул в безоконный, обычно сумеречный, а сейчас вообще темный закоулок, ведший к двери кабинета Гилевского. Он помнил, что перед дверью есть еще три ступеньки, осторожно, чтоб не промахнуться, шаркая, нащупал их ногой, и приблизившись к двери, постучал. Но никто не отозвался. Постучал сильнее и выждав с минуту, приоткрыл дверь, на которой висела табличка «Посторонним не входить…»

Говорят, «засиделись допоздна». Но к людям, работавшим в этом здании, подобная фраза отношения не имела, поскольку рабочий день здесь длился столько, сколько нужно было начальству и делу. А называлось это здание «Областное управление внутренних дел». В половине девятого вечера в одном из кабинетов сидели двое: заместитель начальника управления полковник Проценко и старший оперуполномоченный майор Джума Агрба. Уже были подведены итоги дня. Проценко сказал:

— Ты что себе думаешь, Джума? Ты хоть в зеркало смотришься? Погляди на себя в профиль! Отдадим приказ: у входа в управление поставить весы, каждый раз Агрбу взвешивать, каждый день он должен убывать на полкилограмма. Ты посмотри на свой живот! Разве это живот сыщика?! Это же брюхо беременной на седьмом месяце!

— А что я могу поделать? Это от мамалыги, — оправдывался Агрба, непроизвольно погладив свой живот под желтой сорочкой, вывалившийся поверх брюк. — Вы когда-нибудь мамалыгу ели? Я вас угощу, сам делаю, пальчики оближите, товарищ полковник.

— Хочешь, чтоб и я сравнялся с тобой? — усмехнулся Проценко. — Ты за сколько бегаешь стометровку?

— Уже забыл. В нашей работе в задницу спидометр нужен не стометровки считать, а десятки километров, сами знаете.

В это время зазвонил телефон. Проценко снял трубку:

— Слушаю… Проценко… Так… Где?.. Так… Когда? Хорошо… Кто сообщил?.. Понятно, — он положил трубку, повернулся к Агрбе: — Труп, Джума. Выезжай. Музей этнографии и художественного промысла. Там уже кто-то из райотдела есть.

— Тогда я зачем?

— Труп-то не бомжа. Профессор Гилевский.

— Вот вам внеочередная сегодня моя стометровка, — поднялся Агрба, подтягивая брюки, тщетно пытаясь втиснуть в них живот.

Звонок дежурного по прокуратуре застал прокурора следственного управления Михаила Михайловича Щербу за ужином. Дожевывая кусок вареной говядины, он приговаривал: «Да… да… Понятно…», в такт словам кивая головой, затем ответил дежурному:

— Дайте-ка подумать… Скорик в командировке в Песчанском районе, там убийство… Войцеховскому позвонили?.. Хорошо… Вызывайте Паскалову… Кто из судебных медиков? Котельникова?.. Хорошо, связывайте всех… Милиция знает?.. Я приеду минут через сорок, — он повесил трубку.

Час назад он только пришел с работы, уставший, издерганный за день грузный пожилой человек. Едва успел поужинать… На тебе — труп… Что там? Убийство? Самоубийство? Несчастный случай? Инфаркт, инсульт?.. Конечно, хорошо бы Скорика туда, но он в районе… Паскалова новенькая, малоопытная… Ну, а как становятся опытными? Виктор Скорик тоже пришел из городской прокуратуры в областную еще зеленым, поднаторел…

Милиционер, дежуривший в холле, вскинул глаза на вошедшего, узнал в нем Щербу, козырнул. Щерба поднялся лифтом к себе. У его двери стояла уже следователь Кира Паскалова.

— Войцеховского еще нет? — спросил ее Щерба.

— У себя, — ответила.

Он отпер кабинет.

— Заходите, — сказал, пропуская ее вперед.

Она была высокая, худощавая с неприметным лицом в раме льняных волос, гладко расчесанных, с завитушками на концах. Щерба знал, что ей двадцать девять лет, муж офицер-ракетчик где-то недалеко, работала какое-то время в военной прокуратуре, оттуда не без протекции, как он понимал, перешла к ним в областную. Он сразу почувствовал ее неопытность, отметил, что ее это не смущало, и еще отметил четкую логику ее мышления, немногословие, ровность в отношениях с людьми, и к своему удивлению, начитанность, что, как он знал, увы — не часто встречающееся ныне достоинство среди юристов нового поколения. «Ты-то много сейчас читаешь?» — огорченно спросил он себя.

— Вы посидите, Кира Федоровна, я сейчас, — он вышел и направился в кабинет криминалистики к прокурору-криминалисту Адаму Генриховичу Войцеховскому.

— Ну что? — спросил Войцеховский, подняв голову.

— С вами поедет Паскалова. Скорик в районе.

— Для разнообразия можно и Паскалову, — ответил Войцеховский. Они не были подчинены друг другу, обладали в известном смысле автономией, но оба подчинялись начальнику следственного управления. — Вы-то тоже не поедете?

— Не поеду… Адам Генрихович, заскочите, пожалуйста, по дороге к судебным медикам, к вам подсядет Котельникова.

— Ладно, — он встал. — Можем ехать…

Втроем они спустились вниз, вышли на улицу. Дежурная машина криминалистов — автобус-«рафик» — стояла у подъезда.

— Вас отвезти домой? — спросил у Щербы Войцеховский.

— Нет, я троллейбусом…

Минут через тридцать они были в музее. Перед входной дверью стоял милиционер. Вошли в пустынный полутемный холл. Войцеховский не знал, куда дальше идти.

— Надо полагать, служебные кабинеты наверху, — сказала Паскалова.

— Вы бывали здесь? — спросил Войцеховский.

— Только в экспозиционных залах, — ответила она, уверенно направляясь к белым мраморным лестницам.

— Надо же, я последний раз в музее был в детстве, — сказал он, пропуская впереди себя судебного медика. — А вы, Варвара Андреевна, бываете в этих залах? — спросил он.

— Мне хватает