- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (104) »
была!
И в ночи с моей тоскою
Я без сна лежу,
И в мечтах, как полусонный.
Целый день брожу.
1857
421.
Ночь глухая была холодна и страшна,
Я по лесу бродил всё с тоской и проклятьем;
И деревья в лесу пробудил я от сна,
И они головой покачали с участьем…
1857
И. И. Гольц-Миллер
Джордж Гордон Байрон
422. Euthanasia[1]
Когда, свершив свое земное назначенье,
Скажу себе: «Пора почить безгрезным сном!» —
Ты осенú в тот час, о сладкое забвенье,
Мой смертный одр твоим ласкающим крылом!
Не надо мне ни тех, кому с моим наследством,
Ни даже тех, кому со мной расстаться жаль,
Ни дев с распущенной косою — жалким средством
Изображать свою обычную печаль.
Нет! пусть сольюся я в тиши с земной скуделью,
Без общепринятых стенаний над собой,
Не став помехою чьему-нибудь веселью
И дружбы не смутив нежданною слезой.
Но если бы любовь в подобный час остаться
Могла покойною и вздох унять в груди —
В последний раз вся власть ее могла б сказаться
В той, что живет, и в том, кто должен отойти.
Как сладко было б видеть мне, моя Психея,
Что смотришь до конца ты ясно и светло!
Само страдание забылось бы и, млея,
С улыбкой счастия в мир лучший отошло.
Но тщетно! красота уходит поневоле,
По мере как бежит дыхание от нас,
И слезы женщины, текущие по воле,
Лгут в жизни и дарят бессильем в смертный час.
Да будет же мое последнее дыханье
Не остановлено присутствием людским!
Для нас, людей, ведь смерть не есть уж ожиданье,
И скорбь земли давно неведома уж им…
Да! умереть, уйти навек и без возврата
Туда, куда уйдет и каждый из людей,
Стать снова тем «ничто», которым был когда-то,
Пред тем как в мир пришел для жизни и скорбей.
Сочти все радости, что на житейском пире
Из чаши счастия пришлось тебе испить,
И убедись, что, чем бы ни был ты в сем мире, —
Есть нечто более отрадное: не быть!
<1871>
Б. Н. Алмазов
Фридрих Шиллер
423. Одиссей
Долго отчизны искал сын хитроумный Лаэрта;
Много земель обошел, много морей переплыл,
Много трудов перенес, много опасностей встретил;
Сцилле ревущей внимал, пасти Харибды прошел;
К темени гор восходил, в мрак преисподний спускался;
Тщетно! Нигде не обрел к родине милой пути.
Что же? когда у кормы сном опочил он глубоким, —
В пристань Итаки святой кормчий направил корабль;
Бросили якорь пловцы; царственный странник проснулся,
Вежды открыл, но в тот миг родины он не узнал!
1861
424. Колумб
С богом, отважный пловец! Пусть раздаются насмешки!
Пусть из усталой руки руль непокорный скользит!
Смело на запад плыви: берег там ýзришь желанный…
Ты уж завидел его разумом вещим своим!
Вверься деснице творца, в путь тебя мощно подвигшей, —
Гений с природой, поверь, будут всегда заодно:
Всё, что предрек он толпе, строго исполнит природа.
Выдать дерзнет ли она черни любимца небес:
Ежели берега нет — там, где обещан он миру,
Чудом воспрянет он сам вдруг из пучины морской.
1861
Иоганн Вольфганг Гёте
425. Восток
Запад, Юг в крови дымятся,
Троны зыблются, валятся;
Я стремлюсь душой к Востоку;
Там в степях раздолье оку,
Там дышать вольнее груди,
Там любить умеют люди.
Там постиг бы я то время —
Век, когда людское племя
Первой жизнию дышало
И из уст творца вселенной
Чистым сердцем принимало
Тайны жизни сокровенной —
Веры чистое ученье,
Не томясь тоской сомненья.
Там бы ум мой освежился
Духом жизни первобытной
И тревожно не томился
Жаждой знанья ненасытной.
И жилось бы мне, как жили
Древле пастыри-народы:
Им шатром роскошным были
Лишь небес лазурных своды.
И холодного рассудка
Я смирил бы скучный ропот,
И внимал бы сердцем чутко
Я природы тайный шепот…
1870
Альфред Мюссе
426. Страданье
Нет, не вотще благое провиденье
На землю к нам беду и горе шлет…
Страданье!.. В нем есть сила откровенья;
Лишь тот себя оценит и поймет,
Поймет свой долг и жизни назначенье,
Кто скорбный путь страдания пройдет:
Тогда лишь в нас не суетны желанья,
И мысль ясна, и воли власть сильна,
Когда душа в святом огне страданья —
В горниле бед и мук — закалена.
<1857>
Андре Шенье
427. Ребенок
Я был дитя; она уж в цвете лет была
И часто на руки к себе меня брала.
Я шел к ней весело, резвился и ласкался —
Вкруг стана стройного руками обвивался,
Иль складками одежд задумчиво играл,
Иль серьги вынимал и косу расплетал;
То, тихим притворясь и будто успокоясь,
Вдруг с звонким хохотом срывал с нее я пояс…
Всё с кротостью она сносила… Но порой,
Когда невинною, но дерзкою рукой
Я груди девственной в неведеньи касался, —
Мгновенно взор ее досадой разгорался:
Краснея и смеясь, она, полушутя,
Толкала от себя несносное дитя;
Когда ж ее толпа влюбленных окружала,
С какою нежностью она меня ласкала,
И часто (но