РУДОЛЬФ ИТС СТРЕЛЫ НЕМОЙ СКАЛЫ Этнографическая повесть

ВМЕСТО ПРОЛОГА

Куда указывают стрелы?

— Откройте!

Человек в потертом овчинном полушубке и стареньком меховом треухе настойчиво дергает ручку звонка. Переулок погружен во мрак. Сюда не проникает свет фонарей с проспекта. Крепостные часы пробили двенадцать.

— Откройте!

Резкий рывок ручки звонка и почти умоляющий крик. За дверью послышались шаги. Щелкнул замок. Луч, вырвавшийся на улицу, осветил широкоскулое лицо.

— Ну? — сонно спросил слуга.

— Я Балбал! Мне нужен профессор Багров! Это срочно, я его неделю ищу. — Проситель говорил скороговоркой, боясь, что дверь закроют и он не успеет сказать самого важного. — Я от Андронова!

— Погодь, доложу, — буркнул слуга и закрыл дверь.

Балбал несколько минут томился в ожидании, а когда дверь вновь открыли, он стремглав бросился вверх по лестнице. Валенки оставляли большие мокрые следы на ковровой дорожке. Открытая дверь на верхней площадке вела в кабинет, стены которого были уставлены книжными шкафами и полками. В кресле перед столом сидел полный пожилой человек. Услышав шаги, он поднял голову и, прищурив глаза, посмотрел на Балбала.

— Ты от Андронова?

Балбал сорвал с головы шапку.

— Извини, хозяин. Ты Багров?

Балбал ждал ответа.

Хозяин дома кивнул.

Балбал протянул ему сверток.

— Это послал Андронов, мой тарга, большой человек. Я у него толмачом был. Я долго искал тебя. Теперь я уйду, мне спешить надо.

— Кто ты? Что с Андроновым? — Резкий вопрос Багрова заставил посланца остановиться.

— Я Монгуш из рода Лопсан. Балбалом называл меня тарга Андронов. Когда я покинул его в конце лета, он был совсем плох. Он слишком много араки выпил в юрте Косого ламы. Когда я сел на коня, чтобы исполнить его волю, он уже не мог дышать. Я не ждал. Я спешил сюда. Его, наверное, похоронили по-вашему. Так я думаю.

Балбал говорил быстро и очень правильно для инородца. Он кончил и просительно посмотрел на Багрова.

Багров сидел, крепко стиснув руками седые виски. Молчание было недолгим.

— Что он сказал тебе, передавая сверток? Что случилось в юрте Косого ламы? — спокойно, но требовательно спросил Багров.

— Он сказал мне: «Я, видно, помру, Балбал, но ты должен сейчас же уехать в долгий путь в город, где живет русский царь. Там ты найдешь профессора Багрова и отдать ему сверток. Все остальное сказано в свертке». Больше тарга Андронов ничего не говорил. Юрта Косого ламы — плохое место, сам лама — плохой человек.

Балбал перевел дух и, упав на колени перед Багровым, разом выпалил:

— Я все исполнил. Отпусти меня, хозяин: мне нужно успеть сегодня ночью уйти домой вместе с ссыльными, их гонят в места, близкие к нашему Урянхаю. Не задерживай меня, хозяин, такой случай редкий. У меня там жена и сын, они, поди, без меня и не откочевали.

— Ну что ты, что ты? — Багров поднял Балбала и сказал: — Спасибо тебе, дружище, спасибо. Ступай…

Балбал, низко кланяясь, быстро вышел из кабинета и скоро внизу хлопнула дверь…

* * *

Багров сидел глубоко в кресле, неподвижным взглядом уставившись на сверток. Казалось, прошло совсем мало времени, прежде чем он решил развернуть его. Часы пробили два раза. Из свертка на пол выпали тетради, блокноты и рулон плотной бумаги. Отдельно упал конверт. На конверте крупным почерком было выведено:

«Его превосходительству профессору Багрову — Андронов А. А.».

«Дорогой друг!^[1]» — так начиналось письмо. Багров вздохнул и, придвинув лампу ближе, прочитал:

«Простите, что я обращаюсь к Вам просто, без всяких официальных титулов и церемоний. Как говорят, «мертвые сраму не имут». Когда вы получите это письмо, меня не будет в живых. Глупо, что все случилось из-за упрямства и не без коварства. Особенно меня настораживает мое состояние после посещения юрты Косого ламы. Он угощал аракой — это такой здешний крепкий напиток, — которая чем-то не понравилась моему толмачу, спутнику и товарищу Балбалу. Но я все же выпил, да видно зря. Теперь об этом жалеть поздно. Как говорит мой толмач: «Если спилил у оленя рога, их обратно не приставить, если что сделал, чего переделать нельзя, не жалей». Вообще-то он все Вам расскажет подробно. У меня просьба: удержите его у себя, не давайте ему вернуться в эти места. Сын у него взрослый, я с ним говорил. Балбалу здесь грозит опасность от того же Косого ламы…»

Багров подбежал к двери:

— Степан! Возьми лошадей, скачи туда, где отправляют ссыльных, задержи Балбала, вороти его. Слышишь? Да пошевеливайся!

Багров читал дальше:

«Балбал доставит все мои последние труды. Я их завещаю Вам и Вашему Обществу. Если возможно, опубликуйте их так же, как и прежние мои записи. Прилагаю карты и схемы. Это все, что у меня есть.

Я нашел интересные материалы, о которых ничего не смог узнать. Очень прошу, опубликуйте все! Пусть другие, более счастливые отгадают эти загадки.

Мое сердце, моя жизнь в тех записях, которые теперь в Ваших руках. Простите меня за все прошлое и прощайте.

Вечно уважавший Вас

Ал-др Андронов».

После подписи было еще несколько строк. Багров их разобрал с трудом.

«Я не ставлю дату, пишу заранее, но мне совсем плохо. Будет ли для меня утро двадцать второго?..»

Блокноты, тетради, схемы, прощальное письмо — вот и все, что оставляет людям друг. Его, Багрова, друг, Сашка Андронов. Прожив полвека, он остался неугомонным, влюбленным в дороги странствий… Багров медленно перебирает содержимое свертка и берет тетрадь, помеченную последними числами июля. Тетрадь исписана наполовину. Это дневник. Последняя запись самая короткая:

«21 июля 1889. Мне вдруг стало плохо. Балбал говорит, что это от араки Косого ламы, к которому мы зашли вчера. Вернувшись из длинной поездки к Скале письмен, мы получили неожиданное любезное приглашение ламы. Я хотел расспросить ламу о своей находке у этой скалы и пришел к нему в юрту. Лама прежде всего предложил араку, а вместо ответа на мой вопрос о находке повел никчемный разговор. Сегодня с утра мне очень плохо. Я измучился за последние недели. Сдает сердце. Удушье. Неужели это конец? Я еще не все успел сделать. Меня мучает вопрос о стрелах на Скале письмен. Может быть, Балбал был прав, не доверяя Косому ламе. У него на самом деле препротивная физиономия, с бельмом на глазу…»

Запись обрывалась. Дальше шли чистые страницы тетради. Багров быстро вернулся к началу дневника и стал читать первые записи, чтобы узнать о