Далеко вправо сверкал крест слободского собора. Резко свернул коня, смело пустился по узкой тропинке. Он узнал путь.
Уже солнце стояло на полдне, когда Никишка выбрался на широкую дорогу.
Вдали показались занесённые снегом розвальни. Хотел свернуть, вгляделся, ещё сильнее пришпорил коня.
В розвальнях, прижавшись щекой к крылу, лежала притихшая Фима.
Ивашка первый услышал топот. Не поворачивая головы, приказал сестре:
— Погляди-ка умеючи. Не лихой ли кто едет?
Приподнялась, без сил повалилась в солому лицом.
— Стрелец.
Ивашка задержал лошадь.
— Лежи словно бы без языка.
Набросал на крылья соломы, заломил набекрень шапку, громко затянул песню.
Стрелец приближался, приподнявшись на стременах.
Ивашка соскочил с розвальней, остановил лошадь, за возился у сбруи. Чуть повернув голову, он перекошенными глазами всматривался в ездока.
— А, сусло вам в щи!
Фима похолодела от окрика, глубже зарылась в солому, заткнула пальцами уши. Ивашка стоял в столбняке, ничего не понимал. Вдруг он бросился к розвальням, но тут же, не помня себя, стрелой полетел навстречу Никишке.
Беглец осадил лошадь. Разгорячённый конь не слушался. Изо всех сил налетел на розвальни, грузно повалился на бок, придавил седока.
Отчаянный крик вырвался у Фимы. Она упала на руки освободившегося из-под коня Никишки. Ивашка отошёл в сторону, сквозь проступившие слёзы отечески-ласково улыбался. Никишка наконец оторвался от девушки, пришёл в себя, беспокойно прислушался:
— А за мною, никак, погоня.
Попытался поднять коня, ощупал передние ноги, досадно поморщился.
— Сломал, окаянный!
Не рассуждая, уселись в розвальни, покатили на гребень оврага.
Опричники скакали по горячим следам. До слуха беглецов уже отчётливо доносились конский топот и лай собак.
Ивашка рассвирепел:
— Гоните к Чёрному Яру, а я поеду прямиком. Наших приведу, отобьёмся.
И, на ходу прилаживая лыжи, побежал, теряясь в сугробах.
Опричники остановились. Малюта ткнул кнутовищем в сторону убегавшего.
— Псов!
Собаки ринулись за Ивашкой. Отряд оцепил подножье скалы.
Никишка гнал лошадь выше. Внизу, за рекой, в стане беглых холопов засуетились. По льду стрелой скользил Ивашка. С остервенелым лаем по его следам бежали псы.
— Братцы! На выручку! — крикнул Ивашка.
Его узнали, бросились к лукам, рогатинам, топорам.
Лошадь Никишки забилась в сугроб. Обессиленная только вздрагивала всем телом, не могла тронуть розвальни с места.
Опричники приближались. Они уже окружили подножье скалы.
Путь к реке был отрезан.
Никишка схватил крылья, моргнул Фиме, бросился к вершине скалы.
Малюта пришпорил коня. За ним, приготовив луки, скакали опричники.
— Живьём доставить царю! — кричал, надрываясь, Скуратов. — Или никому головы не сносить!
Никишка бежал. И одной руке держал крылья, в другой — обессилевшую Фиму.
— Братцы. На выручку! снова крикнул Ивашка.
Дождь стрел впился в морды псов.
Атаман прицелился в опричников.
— Бей, братцы, царских холопьев!
Никишка взобрался на вершину, огляделся. Внизу справа — лес, слева белое поле. И на всех дорогах — опричники. Только одна осталась — к Чёрному Яру, с вершины и через реку.
Решительно взглянул на Фиму.
— Не печалься, Фимушка! Крылья выручат!
Втиснулся поспешно в хомут.
Левое крыло беспомощно висло, подрезанная Калачом завязь разорвалась.
Никишка в суете не заметил порчи.
— Летим, Фима!
Девушка прижалась доверчиво к его груди, закрыла глаза.
Никишка обнял её, взмахнул крыльями, повис в воздухе.
Вдруг всё закружилось, завертелось.
Со страшной силой ударились они о скалистые выступы...
На опушке леса показались беглые.
— К обрыву! — кто-то призвал и смолк тут же.
Два обезображенных тела с раскроенными черепами задержались на мгновение на выступе, ринулись в пропасть.
По откосу, по ослепительно яркой канве девственной целины снега заалели узоры из крови.
ЛитВек: бестселлеры месяца
