реяли и рассыпались в воздухе радужными огнями. В ее руке красный цветок сверкал, как солнце, сорванное ею с неба, чтоб завладеть им, избранником. Ее черные волосы сплетались с тысячью жемчужных нитей и рубиновых молний. Ее каждое движение было огнем, желанием, мольбой влюбленной. Она могла любить, потому что умела страдать и повелевать. Она была единственной, потому что другой не существовало. У нее были глаза зверя, пламенеющие, сожигающие, желающие взять в одно мгновение целый круг жизней. Ее уста таили в себе смерть, как кубок с ядом. Ее сердце скрывало в себе неумирающую жизнь.

Она бросила красный цветок к его ногам и сказала, как невольница, истерзанная бичами:

— Я тебя люблю!

Он знал, что это правда, но прошептал с улыбкой:

— Повтори еще.

Тысячи молний взвились вокруг нее голубыми огнями. Ее волосы взметнулись по плечам, как змеи. Бешеным жестом она сбросила золотую тунику. Ее губы стали багряными и увлажнились кровью. Она сказала опять:

— Я тебя люблю!

В звуке ее голоса ему почудился железный крик пламенных сфер, вращающихся в Вечности. Он понял тайну Ужаса и Любви. Он протянул к ней руки и сказал голосом отдающегося навсегда:

— Жизнь без разлук…

Она медленно наклонилась к нему, трепеща всем телом. Он обнял ее. И в момент Наслаждения, превосходящего всякую радость мира, как солнце превосходит своим блеском светляков, он почувствовал, что в его сердце вонзились хищные смертоносные когти.

На другое утро Альфреда Д*** нашли мертвым в постели. В то же утро сторожа городского зверинца, обходя клетки, увидели недавно привезенную великолепную черную пантеру без признаков жизни.

Мирэ ПРОПОВЕДНИК СМЕРТИ

Наконец-то он пришел в наш город, населенный веселыми жителями и расположенный на берегу моря, днем лазурного, ночью серебряного, — этот ужасный проповедник смерти. Кровь стыла в наших жилах, когда мы слышали: «Он тут!.. Он там!..» Убеленные сединами старцы опускали головы и плакали, как маленькие дети. А дети не давали матерям своим покоя, терзая их уши криком. Возлюбленные целовались украдкой. Горечью были напоены их поцелуи. Солнце казалось нам маленьким и не светлым, а Сотворивший вселенную — неумелым метателем диска, не заслуживающим лавров. Как бы мы ни хотели жить, мы знали, что он придет, — проповедник смерти!

Вот мы его увидели!

Удивлению нашему не было границ. Это был человек обыкновенного роста, стройного телосложения, одетый в белую льняную тунику, имевший привычку горбиться и, наклонив голову, смотреть исподлобья. Так вот он — торжествующий над желанием каждого существа продлить свою жизнь! Право, в нем нет ничего страшного. Дети наши увидят своих внуков. Да! Да! Но мы тогда не знали неотразимой силы его логики, молний его красноречия, мы не слышали его голоса. Мы, бедные слепые дети радости!

День был жаркий. Мы поминутно утоляли жажду. И толпа все прибывала…

Скоро на набережной негде было упасть яблоку. Многие устремились на корабли. И смотрели оттуда. Даже мачты были унизаны людьми в развевающихся праздничных одеждах. Одна бесстыдница, воспользовавшись случаем, сняла с себя одежду и стояла голая. Тело ее было, как виноградина, как золотистая созревшая виноградина, приятная на вкус.

Как и в других, местах, он развел огромный костер и указал на него толпе. А когда заговорил, мы поняли, что солнце скоро навеки потухнет для нас и уста наши перестанут дышать. Его наука ненависти была поистине сильней нашей науки любви.

Уныние овладело нами, как неслыханная чудовищная зараза. Вихрь неутолимого отчаяния пронесся над нашими душами.

Первой бросилась в огонь прекрасная танцовщица, бывшая нашей отрадой. Первая жертва его пагубного проклятого колдовства. Разве тело твое создано не для любви, соблазнительница?

Как стадо обезумевших баранов, многие-многие люди ринулись в огонь.

— Зачем нам думать о совершенстве слова? Не умирает ли бесследно каждый звук, едва успев родиться! А мы считали себя мудрыми! — так рассуждали утонченнейшие из наших риторов.

— Что такое счастье? — шептали побледневшими губами девушки. Их нежные груди дрожали, как вспугнутые голубки. — Разве есть на земле счастье? Вот мы должны теперь умирать. А ведь мы еще ни одной ночи не провели с теми, кого любим.

— Какая смешная вещь — жажда власти у рабов тления! — говорили сановники.

— Всю жизнь нести бремя скорби? Разве мы ослы? Разве смерть — не величайшее счастье? — роптали невольники.

Люди переговаривались, толкались. Многие плакали, ломали руки, рвали на себе волосы. Многие в исступлении предавались судорожным ласкам на глазах у всех.

Расталкивая поредевшую толпу, к костру подбежали, запыхавшись, в запыленных, смятых одеждах, с разметавшимися волосами, с истомленными негой лицами, семь женщин из лупанария.

Да! Да! Они тоже хотят смерти! Разве они хуже других?

Заткните себе глотки, бесстыдные лжецы! Разве не спали с ними самые знатные и самые прекрасные из граждан?

Шесть женщин не замедлили прыгнуть в костер, но седьмая остановилась.

Это была совсем молоденькая девушка, недавно поступившая в лупанарий. Волосы ее напоминали золотую паутину. Руки и плечи поражали своей изящной красотой. Может быть, она была дочерью Солнца, светлая и невинная продавщица поцелуев!

Остановившись в нерешительности, она сказала так громко, что все ее услышали:

— Разве не могу я умереть завтра? Я очень хочу жить!

Все стоявшие вблизи нее оторопели.

Тогда двое юношей с темными, загорелыми затылками и знойными глазами повторили громким голосом:

— Разве мы не можем умереть завтра?

— Разве мы не можем умереть завтра? — повторил бледный философ с тяжелыми веками и напряженно сдвинутыми бровями.

Толпа разом зашевелилась. Кипучая волна жизни охватила ее. И все пришли в неописуемое смятенье. Сзади на нас еще напирали хотевшие смерти, но мы, стоявшие к костру ближе, вернулись к жизни.

— Не лучше ли остаться жить? — закричали мы изо всех сил, напрягая шейные мускулы, и, подняв руки, хлопали в ладоши.

Смеясь и ликуя, как веселые юноши, собравшиеся для гимнастических упражнений, прогнали мы проповедника смерти.

Сладостно зазвучали поцелуи. Разливалась пламенная радость. И никогда мы так не любили нашу маленькую, жалкую, кратковременную жизнь, как в этот незабвенный день.

Мирэ РАМБЕЛЛИНО

В газетах появилось странное объявление:

«Чудо! Изобретен автоматический человек. Его зовут Рамбеллино. Он может ходить и в совершенстве воспроизводить все человеческие жесты. Но самое поразительное: он дает концерты! Техника его