- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (57) »
Леонид Строев В ПОГОНЕ ЗА «СТАРЫМ СОБОЛЕМ» РОМАН Художник В. В. Бунь Симферополь Издательство «Таврия» 1984
СТАРЫЙ ОРУЖЕЙНИК
— Дедушка Федот, а дедушка Федот,— тряхнув туго заплетенными косичками, сказала Аленка.— А к тебе с завода прислали. — С завода, говоришь,— старик с густой, взлохмаченной бородой свесил с печи голову.— Зови, внученька, зови, голубка. Скрипнув сапогами, в горницу вошел рослый мальчик. На вид чуть постарше десятилетней Аленки. Снял картуз, одернул сатиновую рубаху, подпоясанную узким ремешком, и поклонился старику в пояс. — Ты чей такой, молодец, будешь? — одобрительно хмыкнул Федот. — Маркела Изотова, кузнеца, старший сын Иван,— ответил мальчик ломким, чуть хрипловатым голосом. — Знаю твоего родителя. Он когда-то у меня в подручных ходил. А ты, небось, дома озоруешь? — Я, однако, ученик заточника,— буркнул Иван Изотов. — Ишь ты,— улыбнулся в бороду Федот.— Ну, выкладывай, с чем заявился? — Тятенька вам низко кланяются и велели сказать: на завод немец приехал тощий, как Архип-трактирщик. Привез он диковинные клинки. И когда им испытание учинили, они наши русские клинки посекли и не затупились. — Замолчи! — замахал руками старик.— Виданное ли дело, чтобы русский клинок супротив немецкого не выстоял. — Истинную правду говорю,— нахмурился младший Изотов.— А только мне недосуг больше оставаться. Мастер хватится, накостыляет. Прощевайте. Натянув картуз, Иван Изотов ушел. — Аленушка,— заохал старик.— Куда подевала мою одежку? — Дедушка, миленький, тебе же нельзя вставать. Ты ж помереть от хворости можешь,— взмолилась Аленка. — Цыц, несмышленая,— буркнул дед, сползая с печи.— Давай, неси портки. Картуз давай, сапоги. Кряхтя, Федот оделся и попросил внучку зажечь свечу. — В погреб пойдем. Подсобишь мне, посветишь. В погребе старик, копнув несколько раз заступом, добрался до тайника и вытащил длинный, узкий сверток. Он взял за руку Аленку, и они отправились на завод. Дедушка и внучка миновали Оружейную слободку и взобрались на пригорок. Оттуда хорошо была видна закопченная труба, заводские строения и железные ворота с литым гербом Российской империи. Федот снял картуз. Слезы медленно катились по его щекам, прятались в бороде. — Глянь-ка, Аленка, вот он во всей красе кормилец-батюшка, Златоустовский оружейный завод. Старик размашисто перекрестился и, пригладив топорщившуюся седую бороду, сказал: — Слушай, Аленка, что я тебе поведаю… Дед мой Данила-кузнец отковал саблю. Сабля эта особенная. Данила редким умельцем слыл. Сказывали, мастерство его от лукавого было, но не верю я злым наветам,— вздохнул дедушка Федот.— Сам не ведаю, как заставил он петь закаленную сталь. — Петь,— недоверчиво прошептала Аленка. — Петь,— подтвердил старик.— И еще дедушка Данила говорил, что, ежели саблю золотом украсить или каменьями-самоцветами оправить, потеряет она всю силу свою. А силушка в ней немалая. Данила отковал ее на праведное, святое дело, за мужицкую волю постоять. Она потом мужицким крепка. И когда малец, Ивашка, передал весточку о диковинных немецких клинках, вдруг почудился мне голос дедушки Данилы. Повелел он мне взять из схорона его саблю и показать немцу, чья сталь крепче. Так-то, Аленушка. Идем, внученька.
ПОЮЩИЙ БУЛАТ
Пять клинков, рукоять к рукояти лежали на столе. Солнечный луч, проникнув сквозь мутное окно, заплясал на отшлифованных до зеркального блеска лезвиях. И на каждом из клинков, у самой рукояти была отчеканена маленькая печатка. Ее ставили на холодном оружии мастера из немецкого города Золингена. Около стола находились оружейник Людвиг Штифке и его помощник Франц. Попыхивая трубкой, Штифке почтительно склонился перед генералом, который приехал из самого Петербурга инспектировать уральские заводы. Рядом с генералом стояли щеголеватый адъютант, заводские инженеры и чиновники. Генерал из Петербурга был очень близорук. Кончик его вздернутого носа оседлало пенсне в золоченой оправе. Из-за своей близорукости он часто вытягивал голову вперед и чем-то походил на рассерженного индюка. — Я восхищен работой знаменитого немецкого мастера,— дребезжащим голосом произнес генерал.— Ваши клинки, уважаемый Людвиг Карлович, достойны украсить Государственную оружейную палату. Прочность стали прямо-таки удивительная. — Да, да,— подхватил обрадованный Штифке. Он говорил по-русски, хотя и коверкал слова. — Немецкий сталь самый прочный в мире. — Врешь, немец,— раздался чей-то взволнованный голос. В дверях стоял Федот. Одной рукой он обнял за плечи притихшую Аленку, в другой держал саблю. — А русской булатной сабельки твои хваленые клинки не нюхали,— с вызовом произнес старый оружейник. — Кто этот старик? И почему он посмел сюда явиться? — недовольно поморщился генерал. — Ваше превосходительство,— наклонился к генералу адъютант,— у старика в руке сабля. Кажется, он всерьез хочет испытать на прочность клинки уважаемого Штифке. Зрелище обещает быть увлекательным. — Что ж, я не против. Это даже интересно. Если Людвига Карловича не испугает испытание, то извольте начинать. — Я согласен,— кивнул Штифке. Федотова сабля была на два вершка короче клинков Штифке и не отличалась таким ослепительным блеском. На ее сероватой поверхности отчетливо были видны какие-то темные узоры. Франц повернул колесо зажимного станка. — Ставь, старик, саблю в станок,— сказал Штифке. — Нет, ты ставь,— заупрямился дедушка Федот. Штифке кивнул помощнику. Франц зажал в станке рукоять вертикально торчащего клинка. — Ваше превосходительство,— поклонился Федот.— Я стар и немощен телом! Прикажите, пусть кузнеца Маркела Изотова позовут. Ему сподручней саблей махать. — Я распоряжусь,— вытянул вперед голову генерал.— Но смотри, старик, если твоя сабля разлетится вдребезги после нескольких ударов, я прикажу, чтобы тебя с позором вытолкали вон, ну, а если она только затупится, но выдержит испытание, ты будешь вознагражден. Старый оружейник усмехнулся и ничего не ответил. Появился Маркел Изотов. Из-за его спины выглядывал сын Иван. — Постарайся, Маркелушка,— дрогнувшим голосом произнес старик, протягивая кузнецу саблю,— не посрами земляков-уральцев. Плавным движением вытянутой руки Маркел описал круг над головой, и тотчас послышались тонкие переливы серебряных колокольчиков, словно где-то близко-близко промчалась лихая тройка с
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (57) »