бубенцами.

Все увидели, как серая поверхность сабли постепенно светлела, становилась голубоватой.

Маркел шагнул к станку, взмахнул саблей и, с присвистом выдыхая воздух, рубанул по немецкому клинку. С пронзительным скрежетом сталь ударилась о сталь. Раздался противный хруст, и кусок золингеновского клинка, звякнув, шлепнулся на пол перед лакированными сапогами генерала из Петербурга.

Пенсне подпрыгнуло у него на носу и опять плотно уселось на старое место.

— О, майн гот,— простонал Штифке.

Он пополз на коленях, поднял упавший кусок клинка и отошел к станку.

— Как хворостинку разрубил,— звонко засмеялся Иван Изотов.— Ай да тятенька!

Один из инженеров подскочил к Маркелу, вынул из жилета лупу и стал рассматривать саблю.

— Ваше превосходительство, ни малейшей царапины,— запинаясь, проговорил он.— Несомненно — это «старый соболь», редкая булатная сталь.

Маркел опустил саблю острием вниз, и она тонко, радостно зазвенела, точь-в-точь как звенит вырвавшийся из-под коряги лесной ручеек.

— Дедушка, слышишь, поет,— сказала Аленка.

— Слышу, внученька,— улыбнулся старик.

— Все это очень и очень непонятно, — недовольно буркнул генерал.

— Скажи, старик, сколько ты хочешь за свою саблю? — спросил кто-то из генеральской свиты.

— Она не продажная,— сказал дедушка Федот и взял у Маркела саблю.— В дар ее хочу передать заводу.

— В дар? — удивленно переспросил генерал,— Ну, что ж, это весьма похвально. Я подумаю, как тебя вознаградить,

— Прими, ваше превосходительство, при свидетелях отдаю,— низко поклонился старик и протянул саблю генералу.

Тот осторожно взял ее и передал стоявшему рядом инженеру.

— Будь по-твоему,— генерал, повернувшись, направился к выходу.

— А когда помру, то из могилы все равно услышу, как она, родимая, крушит чужеземную сталь,— крикнул вдогонку генералу старый оружейник, и глаза его задорно блеснули.

В ЧУЖИХ РУКАХ

Как приказал генерал из Петербурга, так заводское начальство и постаралось. Отвели для Федотова подарка комнату, где в железном ящике с хитроумным замком и спрятали саблю. На дубовой двери приладили пудовые запоры.

Однажды пришел дедушка Федот на завод, на саблю поглядеть, а ему сторожа говорят:

— Не велено тебя пускать. Указание такое, мол, вышло.

Покрутился дед у ворот и поплелся домой… От обиды с лица почернел, а только кому пожалуешься. Отблагодарил его генерал прямо-таки по-царски.

Вскоре Федоту совсем худо стало. Родная сестра, бабка Анфиса, да единственная внучка сирота Аленка его досматривали. А больше из родни никого у старого оружейника и не было.

Однажды в субботу, когда бабка Анфиса с Аленкой в бане парились, а хворый дед лежал в горнице на сундуке, укрытый овечьим тулупом, в дом заглянул немец Штифке. Уселся на скамейке, рядышком с сундуком, и трубку раскурил.

— Тот, кто отковал саблю «старый соболь», знал секреты великих мастеров,— произнес Людвиг Карлович,— может быть, он обучался у оружейников Дамаска или Индии. Там родина булата.

— Рассудительный ты человек, Людвиг Карлович, а в толк взять не можешь, что наш булат уральский, исконно русский,— усмехнулся дедушка Федот,— чужие премудрости русские умельцы не подсматривали. Сами с усами. А про Дамасские клинки наслышаны. Только, сдается мне, наши булатные клинки им не уступят.

Дедушка Федот натужно закашлялся…

— Старик, у нас такой мастер в Германии, как ты, уважаемый человек, свое дело имеет.

— Да мастер-то я обыкновенный, деда Данилу за пояс не заткну. А деньги мне уже и ни к чему, помирать собрался. Ступай, немец.

— Постой, старик, не умирай,— вскочил Штифке,— я оплачу врача, лекарства.

Прошептал что-то дедушка Федот, улыбнулся и затих.

Попятился немец, стукнулся затылком о низкую притолоку, ругнулся по-своему и ушел восвояси.

Прошел месяц. Услышал о дедушкином подарке генерал-губернатор и по пути из Уфы в Петербург решил завернуть в Златоуст, посмотреть на поющую саблю.

Отворили сторожа дверь. Прошел генерал-губернатор к сейфу, а в нем пусто. Сабля исчезла.

Рассердился генерал-губернатор. Приказал саблю разыскать, а вора наказать.

Тут слушок кто-то пустил, будто Маркел Изотов к пропаже руку приложил.

Прямо с завода отправили Маркела под конвоем на допрос. Дома полицейские все вверх дном перевернули.

Маркел следователю нагрубил и угодил на три месяца в арестантскую. Когда домой вернулся, еле ноги переставлял. Скинул рубашку, а спина нагайками в елочку расписана, рубец к рубцу.

Жена Наталья и младший сын Кирюшка в слезы, а Иван лишь зубами скрипнул.

— Крепко били, тятенька? — всхлипывая, спросил Кирюшка.

— Поначалу крепко, аж внутрях пекло. Все допытывались, куда саблю дедушки Федота подевал. Потом бить надоело, стали на работу в рудник гонять.

— Тятенька, а что ж с саблей дедушкиной станется? — воскликнул Иван.

— Кабы знать, сынка, в какие руки она попала,— задумчиво произнес Маркел Антонович.

ФРОЛ УГРЮМОВ

Румяный толстяк в синем атласном халате, расшитом золотистыми фазанами, по-утиному переваливаясь, неторопливо прохаживался вокруг круглого полированного стола.

— Марфа! С голоду помираю,— заорал толстяк.— Солнце выше крыши поднялось, а я еще не емши.

— Везу, Фрол Кузьмич, везу…

Худенькая старушка подкатила к столу тележку, уставленную судками, тарелками, графинами.

— С гулянки-то припозднились, нет поспать подольше. И куда торопиться чуть свет,— бормотала старушка, выкладывая на стол жареное, вареное, заливное и разные напитки.

Толстяк снял с одного судка крышку и шумно потянул носом воздух:

— Стерлядка паровая! Запах-то, запах в нос шибает.

Фрол Кузьмич вздохнул и принялся за еду.

Марфа терпеливо ожидала, пока хозяин насытится.

Отбросив в сторону салфетку, Фрол Кузьмич устало качнул головой:

— На здоровье, батюшка,— засуетилась старушка, собирая пустую посуду.

— На обед кулебяку желаю с грибами, осетринкой, телятинкой и щец попостней. От жирных я что-то сонливым делаюсь,— сказал Фрол Кузьмич, вылезая из-за стола.

Марфа, согнувшись, покатила тележку. «Люди кругом с голоду пухнут, а он с дружками обжирается,— шептала старушка.— Чтоб у тебя печенка треснула, кровопийца».

Кровопийца… Так называли рабочие гвоздильного и винокуренного заводов, лесопильщики своего хозяина, купца-заводчика Фрола Кузьмича Угрюмова.

Позавтракав, Фрол Кузьмич вышел на балкон жирок протрусить и на людишек сверху посмотреть.

— Хозяин, к