нет, пожалуй, не то слово. Но вы не будете отрицать, что это наводит на размышления. Среди суперартистов всех дисциплин царит беспокойство. В конечном счете все таккумцы получают дурную славу, за нашими спинами поговаривают о манипуляциях, с нами уже не хотят соревноваться. — Котта тяжело вздохнул. Как долго он ждал этой возможности выговориться! Он еще раз вздохнул поглубже, чтобы спокойнее и обдуманнее продолжать, но Дорж поднял руку, прерывая его.

— Разве пока нас в чем-нибудь могли уличить? — спросил он. — Вы сами знаете, как тщательно ведутся расследования на этот счет — и все наши артисты вне малейшего подозрения.

— Я вовсе не имею в виду примитивные пилюли или капли ядов, это совсем другие вещи. — Котта допил с жадностью остатки перлуса и живо продолжал: — Поговаривают о гипнозе, о средствах усиления мышц, о стабилизаторах для костей и еще шут знает о чем.

— Интересно, — пробурчал Гибсон Дорж. — Смотри-ка…

— Во всяком случае, это ненормально, если неожиданно появляется молодой человек, показывающий на трампельмате фигуры, которые я как суперартист, если даже буду в наилучшей форме, смогу выполнить лишь чудом. Одних тренажа и таланта здесь мало, в этом вы можете мне поверить.

— Ах, вот о чем Речь, значит. — Рот Доржа скривился снова в ухмылке. Он поднялся и снова наполнил оба фужера. — Вы боитесь конкуренции.

— Чепуха, я не боюсь. Но все должно быть чисто, по правилам.

— Чисто! — Дорж смеялся. — А что такое «правило»?

— Это… — Котта неожиданно почувствовал пустоту в голове. Прекрасные аргументы, которые он тщательно подбирал, испарились. — Ну, все, что не запрещено.

— Так, а я, значит, делаю нечто такое, что запрещено.

— Нет, вероятно, этого нет. Я так скажу: я всегда готов выступить против любого конкурента. Вот уже три лета я непобедим, а вот теперь приходит этот Холебасса и два раза подряд оставляет меня позади. Никто его не знал до этого, и, прежде чем он появился в вашем центре, он даже не принадлежал к первому классу.

Котта отхлебнул еще глоток. Он чувствовал легкость, которая заглушала, отодвигала на задний план мысль об осторожности. Сейчас, когда он высказал свое мнение этому человеку, он чувствовал себя лучше. В конце концов он прибыл в этот центр, чтобы добраться до сути.

— Встаньте-ка, — внезапно сказал Дорж.

Смущенный Котта повиновался. Он чувствовал перлус в ногах, однако старался не показать вида. Дорж обошел его, ощупывая его широкий корпус, обмерив бедра, пробормотал что-то об отличных, прекрасных мышцах, кивнул, тихо сказал, что затылок мог бы быть усилен, и снова усадил его в кресло.

— У вас отличные предпосылки, для нас пустяк. — Дорж кивнул ему ободряюще, — То, что вы согласны, я могу сказать наперед.

Котта быстро кивнул и одновременно почувствовал, как лицо заливается краской. Уже в первом разговоре с этим Доржем он позорно выдал свое намерение, гнездящийся в глубине груди страх потерпеть поражение от одного из артистов Доржа, отдать свой титул вытеснил все другие мысли.

— Тогда до завтра, и спите спокойно, — сказал Дорж. Он стоял как тяжеловес перед ним и внимательно его разглядывал. Вероятно, он догадывался о том, что происходило в душе молодого человека, потому что темные глаза режиссера буквально ощупывали его.

Котта неуверенно поднялся, вытянул свое мускулистое, но гибкое тело. Хотя он был на полголовы выше, чем режиссер, он чувствовал себя необъяснимым образом поверженным своим визави.

На другой день Котта был вызван в приемную Доржа еще до полудня.

— Вообще-то у меня сейчас тренировка, — сказал Котта ершисто.

— Когда вам тренироваться — это определим мы, — возразил коротко Дорж. — Сейчас я хотел бы познакомить вас с нашей программой, это свидетельство особого доверия. Если вы будете с нами, вас ждут фантастические достижения. Пойдемте.

— А моя тренировка? — упрямо спросил Котта.

— Длительность, частота и интенсивность определятся позднее.

Дорж направился в соседнюю комнату и поманил за собой Котту.

Двое мужчин в медицинских халатах уже были заняты тем, что закладывали характеристики в мед-компьютер. «Сейчас наши специалисты изучат вас поточнее. После этого вам придется самому решить, согласиться или нет с нашими предложениями». Гибсон Дорж оставил его наедине с двумя экспертами, которые взялись за него с такой основательностью, с какой он встречался впервые в своей жизни.

Один из врачей сопроводил Котту с данными компьютера, цветными колонками цифр и кривыми снова в рабочий кабинет Доржа. Диагнозом он мог быть доволен: все органы были в отличном состоянии и вполне удовлетворяли требованиям для высших достижений в его дисциплине.

— Зато ваши конечности, мой дорогой… Предлагается вам ввести пировестониловые сухожилия. — Дорж оценивающе смотрел на Котту.

— Вы это серьезно? — Котте показалось на кддой-то момент, что он еще находится под действием перлуса.

Но Гибсон Дорж спросил его четко и с раздражением:

— А вы думаете, мы тут перед вами комедию ломаем?

Тут только понял Котта вполне ясно, почему оба врача так тщательно его исследовали. Он уставился перед собой, ничего не видя. А он-то думал о средствах наращивания мышц и возбудительных напитках, составляемых им из различных, имевшихся повсюду экстрактов! Собственные эксперименты казались ему теперь детской забавой в сравнении с этими жуткими перспективами.

— Ну, вы еще пустяковый случай, так как имеете достаточно природных преимуществ, — пытался утешить его врач. — А вы думаете, почему Волле, артист-пращеметатель, достиг в броске в высоту ста четырех метров?

— Потому что его руки — из-за симметрии приходится делать на обеих — удлинили на двадцать три сантиметра, а метающую руку подстраховали сухожилиями из полярпенола, — самодовольно ответил сам Дорж.

— А благодаря чему Кранелло удалось в верчении каруселей набрать на два центнера больше по сравнению с прежним луландским рекордсменом? — продолжал врач.

— Потому что мы ему влепили второй позвоночник, а его кости рук и ног заменили иридиево-стальным каркасом.

— Нет! — Котта переводил расширившиеся от испуга глаза с одного на другого. — Вы просто вставляете искусственные органы и мышцы, нет! Это же неестественно.

— Наоборот, естественно, что это естественно, — возразил Дорж и рассмеялся раскатисто, довольный игрой слов. — Разве это неестественно, слабейшее звено биологической цепи усилить и этим полностью использовать наличествующие телесные резервы? В принципе мы только помощники природы, которая во многих вещах попросту неряшлива. Я даю вам слово, что личность