спросила она. — Я еще не спятила. Если бы ты видел, каким он может быть…

— Могу представить.

— Тогда ты также можешь представить, что может случиться.

Фазольд поскреб свой огромный череп мундштуком потухшей трубки.

— Не понимаю, почему он так ревнует.

— С ревностью это не имеет ничего общего. Он просто не позволяет отнимать у него то, что принадлежит ему. Он считает, что я его вещь. Если бы он догадался, что мы…

Фазольд повертел трубкой.

— Давай покончим, Дора. Так будет лучше для нас обоих.

Она засмеялась.

— И не подумаю.

— Тогда покончу я.

Дора Фридеман поднялась с кушетки и подошла к Фазольду. Глаза ее сверкали.

— Ты этого, любимый, не сделаешь.

— Сделаю.

Женщина улыбнулась недоброй улыбкой.

— Что знает Вальтер Фридеман, знаю также и я, — сказала она. — Не забывай этого.

— Что это значит?

— То, что ты у меня в руках.

Фазольд отпрянул.

— И ты бы меня погубила, меня?…

— Почему бы нет?

— А муж? Ты ударила бы и по мужу. Ты же этого не желаешь?

— Он меня не интересует.

Звонок телефона прервал ее. Фазольд уставился на аппарат, потом нерешительно снял трубку.

— Фазольд, — представился он. — Кто говорит? Ах, это вы, Деттмар. Я не знал, что вы в Вене.

Дора заметила, как смягчились черты его лица, голос обрел уверенный тон.

— Когда? Через полчаса? Пожалуйста, но я, право, не знаю… Ну хорошо… Привет. — Он положил трубку и задумчиво посмотрел на Дору.

— Чего он хочет? — спросила она.

— Хочет еще до вашей вечеринки поговорить со мной. Он нуждается в моем совете.

— В твоем совете? — Дора рассмеялась с издевкой. — Что ты можешь ему насоветовать!

— Ты, кажется, собиралась домой? — спросил он.

— Ты прогоняешь меня, Вернер Фазольд? — спросила Дора. — Надеюсь, в следующий раз ты будешь обращаться со мной более любезно. Не забудь, что я тебя люблю.

* * *

Из серого «фольксвагена», припаркованного на Менгерштрассе, вышел мужчина средних лет. Убедившись, что никого из знакомых поблизости не было, он пересек улицу и завернул на Бертлгассе. Через десяток шагов он оказался перед домом с вывеской: «Черкесский бар». Но бар был закрыт. У входа висело объявление: «Открытие после капитального ремонта 10 октября. «Фламенко» в сенсационном исполнении». Итак, через две недели старуха намерена вновь открыть бар.

Через главный вход он вошел в коридор, который вел в помещение, являвшее собой причудливое смешение всевозможных стилей. Оно соединяло в себе великолепие портьер салона прошлого века, бахрому абажуров, бывших в моде в двадцатых годах светильников и монументальность мебели довоенных посольств. За огромным письменным столом здесь одиноко восседала Ковалова. Перед ней лежала стопка каких-то счетов, которые она сличала с записями в журнале.

— Садитесь, — сказала она с сильным акцентом, выдававшим ее славянское происхождение, и тоном, не говорившим об особой симпатии к посетителю. — Садитесь.

— Я не знал, что ваш бар закрыт, фрау Ковалова, — начал он разговор.

— Водочки могу предложить и не сходя с места, — сказала она и достала из письменного стола бутылку с двумя рюмками.

Деттмар выпил, и Ковалова тотчас же наполнила ему рюмку.

— Собственно, зачем вы приехали в Вену? — спросила она напрямик.

— Я здесь по служебным делам, — осторожно ответил Деттмар.

Ковалова отпила половину рюмки.

— То, что вы прибыли не на концерт капеллы венских мальчиков, я смогла смекнуть и сама, — сказала она с иронией.

Деттмар повел рассказ о своем предприятии — одной строительной фирме в Ганновере, компаньоном которой он стал благодаря выгодному браку. Он пожаловался, что при жизни тестя не мог развернуться как следует. Но вот после смерти старика, три года назад, ему наконец-то удалось уловить ритм времени. Он основал общество под названием «Собственный дом», которое, по его словам, процветало.

— Хотя, конечно, без кредитов далеко не уедешь, — добавил он с опаской.

— Другими словами: вы ищете здесь кредиты, — подытожила Ковалова. — Вы шутник! Разве не читали объявление у входа в бар? Мне самой впору доставать кредиты.

Деттмар притворно улыбнулся. Получив отказ, он не обиделся.

— Собственно, я не очень рассчитывал, что вы вступите в дело, — сказал он. — Я хотел лишь посоветоваться с вами.

Ковалова заинтересовалась.

— Как вы считаете, стоит ли обращаться за кредитами к Фридеману?

— Мне он в этом способствовал, — с ударением произнесла Ковалова. — Но я имела нужные гарантии.

— Таковые имею и я, — заверил Деттмар.

— Тогда, очевидно, вы получите кредиты, — сказала Ковалова и засмеялась. — Но ведь под эти гарантии он вас уже кредитовал, — добавила она злорадно.

— Вы знаете?… Однажды он мне помог…

— Какой же суммой?

— Пятьсот тысяч.

— В шиллингах?

— А вы думаете, в долларах? — грубо спросил он.

Ковалова закрыла глаза. Она заметила, как занервничал ее посетитель. Что-то с ним стряслось неладное. Жирное лицо Деттмара вспыхнуло.

— Вы могли бы замолвить за меня словечко?

— Обратитесь к нему сами. У него сегодня будут гости. Подите туда и поговорите.

Деттмар поднялся с кресла.

— В случае отказа мне остается только объявить о своем банкротстве, — сказал он глухо и повернулся к двери.

— Желаю хорошо повеселиться.

Последнее напутствие Деттмар не слышал. Переполненный чувством гневного разочарования, он шел ощупью по узкому коридору. Уже стемнело. На Менгерштрассе он на мгновение остановился в нерешительности у своей машины, затем тихо выругался и зашагал на улицу Леопольда, где на углу находился ресторан. Он вошел в зал и заказал какой-то пустяк. Но когда ему принесли еду, он вдруг почувствовал, что аппетит пропал.

«Неужели мне конец? — подумал он в отчаянии. — Новый кредит Фридемана мог бы спасти меня. Ковалова не захотела замолвить слово, так, может быть, Фазольд? Год назад я ему заказал рекламные проспекты для нашего общества, а с Фридеманом он дружен». — Он кивнул официантке.

— Телефон рядом с туалетом, — любезно ответила она.

Окрыленный новой надеждой, Деттмар отправился звонить Фазольду.

* * *

Все более распаляясь, они горланили во всю глотку. Звуки цитры едва были слышны, можно было только видеть, как музыкант с застывшей улыбкой теребил струны. За сотню чаевых шиллингов он мог сыграть все, что угодно, хотя лично ему подобный репертуар радости не доставлял. Они вели себя не только развязно, но прямо-таки нагло, эти туристы из Западной Германии.

На скамье, рядом с дверью, сидел пожилой мужчина, широкоплечий и тучный, с мешками под