дальше, и он осторожно вытянул острую мордочку, готовый при малейшей тревоге свернуться обратно.
На тропинке началась страшная возня. Ежиха-мать вся ощетинилась и с сердитым хрюканьем бросилась на страшного ползучего зверя.
А тот свернулся большим жёлтым кольцом и, подняв голову кверху, с громким шипением поворачивал её во все стороны, угрожая ежихе, которая бегала вокруг него, ощетинившись и хрюкая. Ежиха уже несколько раз бросалась на змею, но та успевала, в свою очередь, кинуться на неё. Тут ежиха сворачивалась с такой быстротой, что змея стукалась головой о её колючую спину и больно кололась. Тогда ежиха моментально высовывала голову и кусала змею за хвост или за спину. Наконец искусанная змея так разъярилась, что, кинувшись на ежиху, обвилась вокруг неё, не обращая внимания на уколы иголок. А ежиха, ловко вытянув голову, вцепилась змее в самую шею и перегрызла её. Страшное шипение змеи и её быстрые движения так напугали ежат, что они сидели под кустиками травы, не смея подойти к матери. Но её весёлое хрюканье быстро ободрило их. Вот это был пир! Каждому досталось по большому куску жирной змеи, и ежата наелись до того, что их животики готовы были лопнуть. Однажды ёжик Забияка нашёл на самом берегу реки превкусную лягушку и не счёл нужным поделиться с остальными. Те, не заметив его, пробежали дальше, а ёжик остался один набивать свой жадный желудок. Вдруг раздалось громкое топанье, такое, как в тот день, когда исчезли братья Забияки. Мир потемнел вокруг него, точно наступила глубокая ночь. — Готово, поймал, под шапкой сидит! — раздался весёлый голос. Ёжик ничего не понял, но почувствовал, что его поднимают, и в тоске выпустил изо рта оставшуюся половину лягушки. Опять посветлело. Он лежал в чём-то мягком, и над ним наклонились любопытные люди. — Он как называется? — спросила тоненькая девочка и вдруг закричала: — Ой, папа, смотри, из него иголки торчат! — Так это же ёжик, — засмеялся мальчик, повыше ростом, в синей рубашке. Ёжик, начавший было разворачиваться, быстро свернулся обратно. — Ты что, не знаешь, что из ежа иголки сами растут? — спросила другая девочка, толстенькая и краснощёкая. — Вот так история! — сказал отец. — Неужели ты про ежей никогда не слыхала? — Я и сама не знаю! — смущённо проговорила тоненькая девочка. — Нет, даже, кажется, читала, только вдруг забыла. Ой, какой смешной! Папочка, возьмём его домой, хорошо? — Возьмём, — согласился отец. — Он у нас, кстати, мышей переловит, а то кот стал такой ленивый, что ему мыши самому скоро хвост отгрызут. И Забияка разделил участь своих братьев. Только те попали в казахскую юрту, в степь, а его в шапке снесли в маленький домик на краю города. Мать зажала уши от визга, когда дети влетели в дом со своей добычей. — Ёжик! — кричали они. — Мама, смотри, он мышей ловит, папа говорит, он всех мышей поймает, чтобы Ваське хвостик не отгрызли. — Мамочка, смотри, он уже приручился, не сворачивается. И правда, Забияка уже освоился и только дёргал рыльцем во все стороны, изучая новую обстановку. Его вынули из шапки и поставили перед чем-то плоским и белым. Ого, вот это приятно! И, сунув рыльце в тёплое молоко, он напился досыта, а затем, громко стуча коготками, побежал осматривать новый дом и с разбегу накатился на сидевшего к нему спиной кота Ваську. У Васьки был дурной характер. Раздражённо обернувшись, он зашипел и дал ежу полновесную пощёчину. Шипение сменилось диким воем. Пощёчина пришлась по колючей спине свернувшегося ежа. Васька с фырканьем и визгом прыгнул на стол, оттуда на шкаф и, злобно сверкая зелёными глазами, принялся лизать раненую лапку. Дети умирали со смеху. А Забияка уже бежал по полу дальше, тщательно исследуя всё на своём пути. — Он чей будет, твой или мой? — спросила Митю Лена, помогая ему строить в углу «ежовый дом» из тряпок и поставленного боком ящика. — Мой, конечно! — ответил Митя. — Ведь ехал-то он в моей шапке. — Ну, так, значит, мой, — торжественно возразила Лена. — Ведь тряпки мои и ящик — тоже. Миг — и тряпки разлетелись по комнате. — Вот твои тряпки! — кричал весь красный от обиды Митя. — Я ему из своих тряпок дом сделаю, а ты не суйся! «Пфф-мяаау», — ворчал Васька, не решаясь, однако, спрыгнуть со шкафа. Ёжик Забияка спутал весь ход мирной жизни в маленьком домике. Не успела мать, прибежав, помирить старших, как раздался страшный крик младшего, и она понеслась туда. Двухлетний Петя долго, с восторгом что-то лопоча, ходил за предметом спора и, наконец выбрав время, когда Забияка остановился, сел на него. Теперь он катался по полу, крича от боли и испуга, а ёжик уже стучал коготками в соседней комнате. Мать в отчаянии всплеснула руками. — Ваня! — позвала она мужа, — Иди ты рассуди. Двое подрались, один укололся! Да что же эго ты за наказание такое мне привёз! Выпущу я его сейчас во двор, пускай убирается на все четыре стороны! Но тут уж Лена и Митя кинулись к матери со слезами и просьбой оставить ёжика. Петя вытер слёзы и, потирая уколотое место, кричал: — Хочу юзика! Васька на шкафу остался при особом мнении, но на его злобное ворчанье не обратили внимания. — Всех растревожил, вот забияка! — смеялся отец. И имя Забияки прочно утвердилось за ёжиком, а сам он прочно поселился в весёлом домике в Зелёном переулке. После боевого дня дети были настроены мирно и устроили в углу под столом премиленькую ёжиковую спальню. Но Забияка упорно вылезал из неё и всё смелее бегал по комнатам, всё обнюхивая. — Чего же это он днём спал, а сейчас не хочет? — огорчались дети. — Да ежи всегда так, — объяснил отец. — У них ночью самая охота. Вы заснёте, а они с Васькой мышей пойдут ловить. — А его бы в сад выпроводить поохотиться, — предлагала мать. — Ведь всю ночь когтями стучать будет, я ни на минуту не засну. Однако, благодаря дружному рёву ребят, Забияку оставили в комнатах. Всю ночь он стучал, фыркал и бегал, так что под утро мать не выдержала, завернула его в передник и вытряхнула на грядку с помидорами. — Хочешь живи, хочешь… куда хочешь девайся, а в комнаты больше не пущу! — сердито сказала она и затворила за собой дверь. Забияка осмотрелся. Пахло червями и лягушками, и было тенисто., Что ж, он не прочь и тут поселиться! Утром из дома выбежали дети в одних рубашонках. — Его, наверное, кошки съели! — кричала Лена, обливаясь слезами. — С каких это пор кошки иголками питаются? — успокаивал её отец. — Ты посмотри, он здесь где-нибудь, под кустиками. И
А тот свернулся большим жёлтым кольцом и, подняв голову кверху, с громким шипением поворачивал её во все стороны, угрожая ежихе, которая бегала вокруг него, ощетинившись и хрюкая. Ежиха уже несколько раз бросалась на змею, но та успевала, в свою очередь, кинуться на неё. Тут ежиха сворачивалась с такой быстротой, что змея стукалась головой о её колючую спину и больно кололась. Тогда ежиха моментально высовывала голову и кусала змею за хвост или за спину. Наконец искусанная змея так разъярилась, что, кинувшись на ежиху, обвилась вокруг неё, не обращая внимания на уколы иголок. А ежиха, ловко вытянув голову, вцепилась змее в самую шею и перегрызла её. Страшное шипение змеи и её быстрые движения так напугали ежат, что они сидели под кустиками травы, не смея подойти к матери. Но её весёлое хрюканье быстро ободрило их. Вот это был пир! Каждому досталось по большому куску жирной змеи, и ежата наелись до того, что их животики готовы были лопнуть. Однажды ёжик Забияка нашёл на самом берегу реки превкусную лягушку и не счёл нужным поделиться с остальными. Те, не заметив его, пробежали дальше, а ёжик остался один набивать свой жадный желудок. Вдруг раздалось громкое топанье, такое, как в тот день, когда исчезли братья Забияки. Мир потемнел вокруг него, точно наступила глубокая ночь. — Готово, поймал, под шапкой сидит! — раздался весёлый голос. Ёжик ничего не понял, но почувствовал, что его поднимают, и в тоске выпустил изо рта оставшуюся половину лягушки. Опять посветлело. Он лежал в чём-то мягком, и над ним наклонились любопытные люди. — Он как называется? — спросила тоненькая девочка и вдруг закричала: — Ой, папа, смотри, из него иголки торчат! — Так это же ёжик, — засмеялся мальчик, повыше ростом, в синей рубашке. Ёжик, начавший было разворачиваться, быстро свернулся обратно. — Ты что, не знаешь, что из ежа иголки сами растут? — спросила другая девочка, толстенькая и краснощёкая. — Вот так история! — сказал отец. — Неужели ты про ежей никогда не слыхала? — Я и сама не знаю! — смущённо проговорила тоненькая девочка. — Нет, даже, кажется, читала, только вдруг забыла. Ой, какой смешной! Папочка, возьмём его домой, хорошо? — Возьмём, — согласился отец. — Он у нас, кстати, мышей переловит, а то кот стал такой ленивый, что ему мыши самому скоро хвост отгрызут. И Забияка разделил участь своих братьев. Только те попали в казахскую юрту, в степь, а его в шапке снесли в маленький домик на краю города. Мать зажала уши от визга, когда дети влетели в дом со своей добычей. — Ёжик! — кричали они. — Мама, смотри, он мышей ловит, папа говорит, он всех мышей поймает, чтобы Ваське хвостик не отгрызли. — Мамочка, смотри, он уже приручился, не сворачивается. И правда, Забияка уже освоился и только дёргал рыльцем во все стороны, изучая новую обстановку. Его вынули из шапки и поставили перед чем-то плоским и белым. Ого, вот это приятно! И, сунув рыльце в тёплое молоко, он напился досыта, а затем, громко стуча коготками, побежал осматривать новый дом и с разбегу накатился на сидевшего к нему спиной кота Ваську. У Васьки был дурной характер. Раздражённо обернувшись, он зашипел и дал ежу полновесную пощёчину. Шипение сменилось диким воем. Пощёчина пришлась по колючей спине свернувшегося ежа. Васька с фырканьем и визгом прыгнул на стол, оттуда на шкаф и, злобно сверкая зелёными глазами, принялся лизать раненую лапку. Дети умирали со смеху. А Забияка уже бежал по полу дальше, тщательно исследуя всё на своём пути. — Он чей будет, твой или мой? — спросила Митю Лена, помогая ему строить в углу «ежовый дом» из тряпок и поставленного боком ящика. — Мой, конечно! — ответил Митя. — Ведь ехал-то он в моей шапке. — Ну, так, значит, мой, — торжественно возразила Лена. — Ведь тряпки мои и ящик — тоже. Миг — и тряпки разлетелись по комнате. — Вот твои тряпки! — кричал весь красный от обиды Митя. — Я ему из своих тряпок дом сделаю, а ты не суйся! «Пфф-мяаау», — ворчал Васька, не решаясь, однако, спрыгнуть со шкафа. Ёжик Забияка спутал весь ход мирной жизни в маленьком домике. Не успела мать, прибежав, помирить старших, как раздался страшный крик младшего, и она понеслась туда. Двухлетний Петя долго, с восторгом что-то лопоча, ходил за предметом спора и, наконец выбрав время, когда Забияка остановился, сел на него. Теперь он катался по полу, крича от боли и испуга, а ёжик уже стучал коготками в соседней комнате. Мать в отчаянии всплеснула руками. — Ваня! — позвала она мужа, — Иди ты рассуди. Двое подрались, один укололся! Да что же эго ты за наказание такое мне привёз! Выпущу я его сейчас во двор, пускай убирается на все четыре стороны! Но тут уж Лена и Митя кинулись к матери со слезами и просьбой оставить ёжика. Петя вытер слёзы и, потирая уколотое место, кричал: — Хочу юзика! Васька на шкафу остался при особом мнении, но на его злобное ворчанье не обратили внимания. — Всех растревожил, вот забияка! — смеялся отец. И имя Забияки прочно утвердилось за ёжиком, а сам он прочно поселился в весёлом домике в Зелёном переулке. После боевого дня дети были настроены мирно и устроили в углу под столом премиленькую ёжиковую спальню. Но Забияка упорно вылезал из неё и всё смелее бегал по комнатам, всё обнюхивая. — Чего же это он днём спал, а сейчас не хочет? — огорчались дети. — Да ежи всегда так, — объяснил отец. — У них ночью самая охота. Вы заснёте, а они с Васькой мышей пойдут ловить. — А его бы в сад выпроводить поохотиться, — предлагала мать. — Ведь всю ночь когтями стучать будет, я ни на минуту не засну. Однако, благодаря дружному рёву ребят, Забияку оставили в комнатах. Всю ночь он стучал, фыркал и бегал, так что под утро мать не выдержала, завернула его в передник и вытряхнула на грядку с помидорами. — Хочешь живи, хочешь… куда хочешь девайся, а в комнаты больше не пущу! — сердито сказала она и затворила за собой дверь. Забияка осмотрелся. Пахло червями и лягушками, и было тенисто., Что ж, он не прочь и тут поселиться! Утром из дома выбежали дети в одних рубашонках. — Его, наверное, кошки съели! — кричала Лена, обливаясь слезами. — С каких это пор кошки иголками питаются? — успокаивал её отец. — Ты посмотри, он здесь где-нибудь, под кустиками. И