сильной, что у Аррен на глазах выступали слёзы.

Сказать по чести, злилась она не на поцелуй. Но как он мог улыбаться пухлощёкой Фанье, и в глаза его смеялись, как всегда? Это же была Её улыбка, улыбка Аррен, она так ждала его огоньков в глазах! А теперь — что же получается тогда? Не возился ли он с ней просто со скуки — а потом не смеялся ли над нею в компании других девчонок?

«Чтоб тебя, чтоб тебя, чтоб тебя! — бессильно повторяла она и сжимала кулаки. — Чтоб тролль тебя разодрал да шкуру сушиться повесил!». Обида была тем сильнее, что она понимала — ведь, в сущности, Къертар её не предал. Да, они проводили кучу времени вместе, в поисках гнёзд чаек или старинных кладов, но он ведь и не обещал, что однажды сделает предложение Аррен, дочери безумной Эйларгерлы…

И тут вдруг всплыла у неё перед глазами сцена из прошлого: переулок, в котором ужасно воняло — видно, где-то поблизости сдохла кошка, у выхода из тупичка — трое парней, а рядом с ней — только Къер. И рожи у парней препаскудные.

Кулаки у Къера — ободраны, и вид такой, что парни вдруг засомневались, а очень ли им это надо? Над верхней губой у её защитника расплывался огромный синяк, волосы слиплись от крови — длинная царапина пролегла над бровью. Но не это самое страшное — выражение лица у Къера было такое, что Аррен поняла: если бы у него в руках был нож, а эти подонки подошли ближе…

И испугалась, жутко испугалась — не за себя, а за него. А потом на переулке послышался грохот: должно быть, конь понёс, возок опрокинулся, и парни по шумок испарились. А Къер так и стоял, тяжело дыша, а потом вдруг обмяк, словно из него вытащили вязальную спицу, повернулся к ней и улыбнулся.

Или, вот ещё был случай: когда у Ифтильды пропало колечко (подарок одного шалопая), всё, конечно, свалили на Аррен. Собственно, после этого её и перестали пускать на ночлег, и устроили натуральную травлю — по всему городу в неё летели тухлые капустные листы, при её появлении все начинали перехихикиваться, а едва она отвернётся, повышали голос до преувеличенно громкого шёпота: «Блаженная!».

Тогда они с Къером решили пойти, поискать земляники — вообще-то, земляника на острове не росла, её завозили с Южных островов, и выращивали рядом с заморской картошкой. Неподалёку от города, в излучине реки, был брошенный хуторок — три домишка и огороды. Земляника там вымахала здоровенная, словно её поили колдовским зельем.

Едва вышли из города, как наткнулись на Ифтильду с компанией.

— Верни колечко, оборванка! — обидно крикнула бывшая подружка, а парни кругом захохотали.

Тогда Къер вышел вперёд, и спокойно, как-то по-взрослому, сказал:

— Такой дуре ряженной, как ты, и кольцо не поможет. Век в старых девах проходишь.

Ифтильда открыла рот и закрыла, побледнела.

Даже парни остолбенели от наглости. Впрочем, семью Къера уважали: насмешки сами собой, как-то поутихли. А Ифтильда — вот уж чудо из чудес! — однажды догнала её в узком переулке и даже извинилась. Сбивчиво, отчаянно краснея. Впрочем, больше они всё равно не общались.

А Къер ей потом сказал, когда они сидели и удили рыбу в камышах возле плакучей ивы:

— Знаешь, если тебя оскорбляют дураки, это всё равно, как услышать похвалу от умного.

Картины прошлого поблекли, и она вновь вернулась на чердак.

Девочка уткнулась лицом в колени и зарыдала.

Ели она не нужна и Къертару…

Будь он проклят, проклят, проклят!

До сегодняшнего дня она и не задумывалась о свадьбе — первая посмеялась бы, скажи кто об этом, а то и засунула насмешнику за шиворот комок грязи. Но теперь… Выходить замуж за Къертара она по-прежнему не желала (сама идея свадьбы вызывала у неё серьёзные сомнения), но вот видеть, как он улыбается этой Фанье…

В глубине души, Аррен, конечно, знала: Къертар её не бросит. Но тем сильнее была обида — понимать, что останешься лишь другом для того, кого ещё недавно и не мог помыслить кем-то иным. Обида разъедала, и слёзы текли — горькие, хотя и немного себялюбивые.

А ведь праздник уже начинался…

Пусть он ждёт, ждёт сколько угодно — она не выйдет к нему навстречу.

Вот так и рассорились они с Къером из-за сущей ерунды (как оно всегда и случается с наилучшими друзьями): а впрочем, может, и не ерунды — смотря с какой стороны посмотреть. Обычно они ссорились по раз тридцать дню — и тут же мирились, ибо не могли прожить друг без друга.

Но на этот раз всё было по-другому.

На миг раскаяние посетило девочку — праздники в Пристани бывали редко, неправильно было, лишь Къертара этого удовольствия из-за глупой ссоры — но она лишь сжала кулаки. Если так, то на праздник не будет смотреть и она — это казалось справедливым.

На улице становилось шумно — должно быть, начинались приготовления к веселью. Даже слишком шумно — крики, галдёж, звон… оружия? Аррен оцепенела. Оружие? Откуда — в мирном Келардене? Может, приехал погостить один из Королей? Она утёрла слёзы — размазала их по лицу. И даже почти решила спуститься — посмотреть, из-за чего сыр-бор.

И в этот миг на лестнице послышались тяжёлые шаги. Толстуху Фавру она узнала сразу — ещё до того, как открылись двери. Немного глуповатая, но неизменно благодушная старуха была, казалось, чем-то встревожена. Тяжело отдуваясь, она опиралась на косяк.

— Аррен, дочка, — наконец, сказала она. — Иди спрячься в Общинном Доме.

— Зачем? — растерялась девочка.

— Слушай, что тебе говорят! — буркнула толстуха. — Дольше проживёшь. Сказывают, война пришла. Тролли идут.

Аррен окаменела.

— Вот-вот подоспеют. Иди уже, бестолковка!

Как Аррен оказалась на улице, она не помнила.

Она не узнавала родного города — повсюду опрокинутые локти с едой, яблоки втоптаны в грязь, все спешно вооружаются, лица у всех угрюмые. Да какое там оружие в Келардене? Войны-то уже лет двести как не было!

Аррен кинулась к Бельку, капитану городской стражи.

— Бельк, Бельк, — задыхаясь, выпалила Аррен. — Скажи, откуда идут тролли?

Бельк даже не заметил её — он ругался с одним из старейшин. Ругались они яростно, лицо стражника побагровело, став цвета тёртой свеклы. Тогда Аррен бросилась к знакомому Хевру — молодому воину, кузену рябой Тисвильды. Воин, в отличие от капитана, был довольно бледным — казалось, его вот-вот стошнит. Он стоял на расквашенном яблоке, и вёл себя довольно странно — то возьмётся за рукоять меча, то отпустит.

На шее пульсировала жилка, а щека у него подёргивалась.

— Хевр, — всхлипнула она, и сердце заколотилось, как сумасшедшее, — откуда идут тролли? С какой стороны?

— Чего ты,