- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (71) »
Леня закашливался, говорил:
— Какой я муж! Поглядите внимательно: я отравлен газетой. И потом, Зиночка, я влез в долги.
— Ну да, вы должны зеленщику, булочнику, мяснику, портному. В особенности — портному. — И при этом Зина смеялась: пиджак на Лене был маловат, брюки великоваты. — Боитесь, с вас возьмут подворные?
— Это что?
— Выкуп за невесту. Живу в большом дворе, много ребят, подворные будут большими. Копите деньги бутылками, как Петя-вертолет.
Петя-вертолет рассказывал, что в детстве копил мелкие деньги — кидал их в бутылки с подходящим горлышком. Какого достоинства деньги Петя копит теперь, он не рассказывал. Может быть, по-прежнему бутылками, потому что в бутылку проходит не только мелочь.
Полы в комнате начинали вздрагивать, на световом табло загорались цифры с первой по четвертую: все четыре газетных полосы в машине. Зина спрыгивала со стула и бежала в типографию, чтобы принести Лене свежий номер газеты.
Ксения Ринальди сидела в глубине библиотеки. Она сама едва втиснула сюда между полками стол. Лампа на удлинителе, которую ей укрепили над столом, ящички с библиографическими карточками, прижатые булавками к оконной раме цветные репродукции с мозаики «Одиссей и сирены», с фрески «Танцовщицы из виллы Мистерий» около Помпеи, календарь в виде игральной карты, и на верхнем шпингалете окна — копия флюгера с Адмиралтейства из Ленинграда. Ее личная жизнь здесь, едва приметная. Большего Ксения здесь и не хотела. На столе стояла ваза с ветками багульника. Ксению всегда поражало, когда голые ветки вдруг начинали зацветать по-весеннему среди зимы. В окно видны корпуса завода из стекла и бетона, длинные серые помещения складов, трубы дымоотсосов, стрелы подъемных кранов, железнодорожные пути. По ним подвозят металлолом. Наваленный на платформы, он напоминает произведения авангардистов. Ксения разглядывает «скульптуры», пытается вкладывать в них смысл. Забавляется, превращает все в мистификацию. Одиссей. Вилла Мистерий. Но электромагнитный кран разрушает произведения: отправляет металлолом к электропечам. Круглая черная плита магнита опускается на платформу и потом медленно поднимается, вытягивает металлолом по цепочке; одна вещь тянет за собой другую, пока магнитное поле не ослабнет и цепочка не прервется. Но обязательно к цепочке в последний момент подсоединится что-нибудь последнее, очень легкое, что способно подпрыгнуть с платформы и догнать кран, — колесо от коляски, дырявое ведро, тазик, чайник, пружина от матраца, лопата. Однажды подпрыгнул висячий замок, неожиданно открылся, будто в него вставили и повернули ключ. Открыть бы так просто свою судьбу. А надо, чтобы так просто? И вообще — надо? Легче станет жить? Завод был чистым, новым, с новым оборудованием. Кислородные трубы и кислородные колонки покрашены зеленым, газовые трубы и колонки — желтым; лестницы, переходы, перила, грузовые лифты тоже разноцветные. Чехлы на проводах, крышки каких-то электрических коробок на стенах с маленькими красными стрелочками-молниями, коробки с надписями «калориферы», «лебедка», рукоятки каких-то рубильников, телефонные аппараты, закрытые пластиком, — все неожиданно яркое. Даже крюки подъемных кранов были красными в белую точку. Их раскрасили сами девушки-крановщицы. Они гоняют под крышей цеха по рельсам огромные мостовые краны. И кричат при этом вниз, ребятам, что-нибудь веселое, размахивают меховыми шапочками или вязаными, по-модному натянутыми на самые уши. Ездят автокары в черно-желтую полоску. Ими тоже управляют девушки. Всегда подвезут, кому по пути. Ксению с книгами подвозили в цеха. Чистый завод. Сталевары, когда закуривают, горелые спички бросают в сторону печи, чтобы потом, когда сами будут подметать пол у печи, подмести и спички. Если где-нибудь проливалось масло или оставался масляный след от детали, которую протащили по полу, зацепив проволокой, эти места присыпали мелко накрошенной стружкой. Вечером на автокарах уборщицы везли баки, в которых был вспенен мыльный порошок. Дымился, напоминал парное молоко. Теплую пену выплескивали на загрязненные полы и пускали поломоечные машины. Цеха становились похожими на станции метро в ночные часы. Мыльная пена задерживалась на железных ступеньках, на площадках переходов, занесенная туда щетками поломоечных машин, у дверец грузовых лифтов, на колесах самих автокаров; иногда оказывалась и на крюках подъемных кранов, делая их забавно бородатыми. Если вдруг в каком-нибудь из цехов наступала короткая тишина, то слышно было, как пена медленно лопалась. Ксения старается видеть завод таким — реально-нереальным. Легче ей как будто. Отвлекается. Ксения боялась напряженной технической сути, промышленного темпа; и все-таки железо всегда остается железом, будь оно красным в белую точку, черно-желтым, полосатым, зеленым или даже с забавной мыльной бородой. Не радовало ее и то, что она организовала библиотеку, собрала ее по своему вкусу, создала филиалы библиотеки прямо в цехах, чтобы книги стали ближе к людям. Не радовало, потому что казалось самообманом: у людей все равно не хватало времени на серьезные настоящие книги. А надо их читать? Может быть, без них проще? Живи в свое удовольствие. Часто звонил Володя Званцев. Спрашивал что-нибудь пустяковое, чтобы только спросить. Она отвечала, а он все равно не вешал трубку и опять спрашивал что-нибудь пустяковое. Познакомилась Ксения с Володей при забавных обстоятельствах — в магазине «Овощи». У Ксении на хозяйственной сумке оборвалась ручка, и рассыпалась картошка. Володя проходил мимо, остановился, начал собирать. — Сколько было? — Пакет. — Соберем поштучно пакет. Ручная работа. Народный промысел. — Собрал. Связал ручку у сумки. Ручка снова оборвалась, и картошка снова рассыпалась. — Чертовня! — Не беспокойтесь. Не надо. — Этот шедевр надо мной издевается! — Володя собрал картошку, но теперь к себе в сумку. — Идемте. — Куда? — Туда, куда шла картошка. И они пошли. Ксения подчинилась Володе, сама не зная почему. Приятное безволие. Спросила: — Вы знакомитесь на улице? — А вы? — Познакомилась с вами. — Улица — рассадник опасностей, раз. И вы со мной еще не познакомились, два. — Верните мне картошку, и я пойду. Не улица рассадник, а подворотни. Надо внимательно читать газету «Молодежная». Он незамедлительно и как-то подчеркнуто протянул ей сумку. — Но как же ваша сумка? — спросила тогда Ксения. Она была странно уступчива в тот день, для себя неузнаваема. — Никак. — Я вам верну. — Конечно. Затаскаю по судам. — И сообщил свой номер телефона —
Ксения Ринальди сидела в глубине библиотеки. Она сама едва втиснула сюда между полками стол. Лампа на удлинителе, которую ей укрепили над столом, ящички с библиографическими карточками, прижатые булавками к оконной раме цветные репродукции с мозаики «Одиссей и сирены», с фрески «Танцовщицы из виллы Мистерий» около Помпеи, календарь в виде игральной карты, и на верхнем шпингалете окна — копия флюгера с Адмиралтейства из Ленинграда. Ее личная жизнь здесь, едва приметная. Большего Ксения здесь и не хотела. На столе стояла ваза с ветками багульника. Ксению всегда поражало, когда голые ветки вдруг начинали зацветать по-весеннему среди зимы. В окно видны корпуса завода из стекла и бетона, длинные серые помещения складов, трубы дымоотсосов, стрелы подъемных кранов, железнодорожные пути. По ним подвозят металлолом. Наваленный на платформы, он напоминает произведения авангардистов. Ксения разглядывает «скульптуры», пытается вкладывать в них смысл. Забавляется, превращает все в мистификацию. Одиссей. Вилла Мистерий. Но электромагнитный кран разрушает произведения: отправляет металлолом к электропечам. Круглая черная плита магнита опускается на платформу и потом медленно поднимается, вытягивает металлолом по цепочке; одна вещь тянет за собой другую, пока магнитное поле не ослабнет и цепочка не прервется. Но обязательно к цепочке в последний момент подсоединится что-нибудь последнее, очень легкое, что способно подпрыгнуть с платформы и догнать кран, — колесо от коляски, дырявое ведро, тазик, чайник, пружина от матраца, лопата. Однажды подпрыгнул висячий замок, неожиданно открылся, будто в него вставили и повернули ключ. Открыть бы так просто свою судьбу. А надо, чтобы так просто? И вообще — надо? Легче станет жить? Завод был чистым, новым, с новым оборудованием. Кислородные трубы и кислородные колонки покрашены зеленым, газовые трубы и колонки — желтым; лестницы, переходы, перила, грузовые лифты тоже разноцветные. Чехлы на проводах, крышки каких-то электрических коробок на стенах с маленькими красными стрелочками-молниями, коробки с надписями «калориферы», «лебедка», рукоятки каких-то рубильников, телефонные аппараты, закрытые пластиком, — все неожиданно яркое. Даже крюки подъемных кранов были красными в белую точку. Их раскрасили сами девушки-крановщицы. Они гоняют под крышей цеха по рельсам огромные мостовые краны. И кричат при этом вниз, ребятам, что-нибудь веселое, размахивают меховыми шапочками или вязаными, по-модному натянутыми на самые уши. Ездят автокары в черно-желтую полоску. Ими тоже управляют девушки. Всегда подвезут, кому по пути. Ксению с книгами подвозили в цеха. Чистый завод. Сталевары, когда закуривают, горелые спички бросают в сторону печи, чтобы потом, когда сами будут подметать пол у печи, подмести и спички. Если где-нибудь проливалось масло или оставался масляный след от детали, которую протащили по полу, зацепив проволокой, эти места присыпали мелко накрошенной стружкой. Вечером на автокарах уборщицы везли баки, в которых был вспенен мыльный порошок. Дымился, напоминал парное молоко. Теплую пену выплескивали на загрязненные полы и пускали поломоечные машины. Цеха становились похожими на станции метро в ночные часы. Мыльная пена задерживалась на железных ступеньках, на площадках переходов, занесенная туда щетками поломоечных машин, у дверец грузовых лифтов, на колесах самих автокаров; иногда оказывалась и на крюках подъемных кранов, делая их забавно бородатыми. Если вдруг в каком-нибудь из цехов наступала короткая тишина, то слышно было, как пена медленно лопалась. Ксения старается видеть завод таким — реально-нереальным. Легче ей как будто. Отвлекается. Ксения боялась напряженной технической сути, промышленного темпа; и все-таки железо всегда остается железом, будь оно красным в белую точку, черно-желтым, полосатым, зеленым или даже с забавной мыльной бородой. Не радовало ее и то, что она организовала библиотеку, собрала ее по своему вкусу, создала филиалы библиотеки прямо в цехах, чтобы книги стали ближе к людям. Не радовало, потому что казалось самообманом: у людей все равно не хватало времени на серьезные настоящие книги. А надо их читать? Может быть, без них проще? Живи в свое удовольствие. Часто звонил Володя Званцев. Спрашивал что-нибудь пустяковое, чтобы только спросить. Она отвечала, а он все равно не вешал трубку и опять спрашивал что-нибудь пустяковое. Познакомилась Ксения с Володей при забавных обстоятельствах — в магазине «Овощи». У Ксении на хозяйственной сумке оборвалась ручка, и рассыпалась картошка. Володя проходил мимо, остановился, начал собирать. — Сколько было? — Пакет. — Соберем поштучно пакет. Ручная работа. Народный промысел. — Собрал. Связал ручку у сумки. Ручка снова оборвалась, и картошка снова рассыпалась. — Чертовня! — Не беспокойтесь. Не надо. — Этот шедевр надо мной издевается! — Володя собрал картошку, но теперь к себе в сумку. — Идемте. — Куда? — Туда, куда шла картошка. И они пошли. Ксения подчинилась Володе, сама не зная почему. Приятное безволие. Спросила: — Вы знакомитесь на улице? — А вы? — Познакомилась с вами. — Улица — рассадник опасностей, раз. И вы со мной еще не познакомились, два. — Верните мне картошку, и я пойду. Не улица рассадник, а подворотни. Надо внимательно читать газету «Молодежная». Он незамедлительно и как-то подчеркнуто протянул ей сумку. — Но как же ваша сумка? — спросила тогда Ксения. Она была странно уступчива в тот день, для себя неузнаваема. — Никак. — Я вам верну. — Конечно. Затаскаю по судам. — И сообщил свой номер телефона —
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (71) »