на его крик и, увидев пробившуюся воду, кинулась к девушкам, схватила кусок подрезанного дёрна.

Юра снова побежал за камнями. А когда они вместе с черноволосым мальчиком, пыхтя и спотыкаясь, принесли большой кругляк, Котомка, мокрый и красный, кричал маме, укладывавшей Дёрн:

- Куда? Куда? Левее… Так… Теперь лопату мне, быстренько!

Мама послушно бросилась за лопатой.

Ещё не раз пришлось подносить и камней и земли; ещё долго укреплял и притрамбовывал водитель наведённый у перемычки «пластырь», пока наконец бросил лопату.

- Всё! Теперь уж если где и прорвёт, то по живому месту, а здесь - точка! Да оно, вроде, и вода тише пошла. А вот и солнышко!

Тут только все заметили, что дождя уже нет. Полнеба синело, как вымытое. А на листочках спасённого хлопчатника горели, переливались миллионы весёлых капель.

Мама вдруг громко рассмеялась:

- Хороши мы с тобой к папе явимся! При этих словах Котомка быстро глянул

на часы и сразу помрачнел. Он неловко одёрнул пояс и спросил:

- Разрешите ехать?

- Теперь-то уж можно и не спешить, всё равно опоздали к сроку, - сказала мама грустно.

Водитель совсем смутился.

Работа закипела. Обрадованные девушки схватили лопаты.

- Восемнадцать ноль-ноль… А тут такое дело… - пробормотал он и, решительно зашагав к машине, принялся обтирать забрызганный грязью кузов.

Уже когда тронулись, с бугра сбежали, что-то крича вслед, девушки, возившиеся до тех пор у перемычки. Должно быть, поблагодарить за помощь хотели. Но Котомка сердито придавил ногой педаль, машина взвыла не своим голосом, рванулась и заскакала по лужам, расплескивая их.

Небо яснело всё больше. Поля хлопчатника сменялись яркой зеленью виноградников или садами абрикосовых деревьев с порозовевшими на концах веток листьями. Котомка отвечал на вопросы коротко и хмуро. Мама тоже молчала. А Юре было грустно думать обо всём: и что не увидит папу до утра и что некому рассказать про сегодняшние впечатления: в свою школу он уже не вернётся, а в здешней мальчики знают всё это лучше его. Словом, все немного приуныли.

Юра следил за странными облаками, громоздившимися впереди, на юге. Некоторые из них легко скользили слева направо, другие стояли неподвижно, напоминая чётким рисунком сказочную снежную гору. А когда исчезли последние бегучие облака, оказалось, что это в самом деле громадная гора. Она закрывала весь кругозор своими сизыми в складках склонами. Высоко в небо уходили двумя сахарно-белыми конусами вечные снега

- Арарат! - крикнул Юра, вспомнив папины письма. - Это уже в Турции. Вот интересно-то!

Мама выглянула из машины, любуясь горой. А Котомка проворчал:

- И никакого интереса в этой Турции нет. Одна нищета и отсталость. На буйволах деревянной сохой пашут. Скучная страна… А вот и застава.

Справа от дороги, среди деревьев, протянулась длинная красная крыша, над ней встала лёгкая, словно из спичек, вышка. Между перекладинами вилась лестница, а на самом верху примостилась будка с балкончиком вокруг. Там прохаживался крохотный часовой.

- Будет мне теперь от старшего лейтенанта! - мрачно вздохнул Котомка.

- За что? - удивился Юра.

- За невыполнение приказания. Двадцать семь минут опоздания. А машина, может, ещё куда нужна…

Юра хотел было возразить, но машина, резко свернув, въехала в ворота. А навстречу по двору бежал папа!

Через мгновенье мальчик уже повис на отцовской шее. Сразу рядом оказалась мама, и поднялась радостная неразбериха: объятия, восклицания, вопросы.

- А мы были уверены, что не застанем тебя, - сказала мама.

- Это меня наш начальник заставы отпустил, когда дождь перестал. «Идите уж вы, - говорит. - Там, верно, ждут, не дождутся. Теперь сам управлюсь». Прибегаю, а вас нет. Где задержались?… Постойте… - он даже отступил на шаг, удивлённый. - Что это с вами? Будто в грязи купались. Вы, Котомка, вывалили их по дороге, что ли?

Мама начала обо всём рассказывать.

- Разрешите доложить, - сказал Котомка. - Кругом один я виноват… Но вода уж очень бушевала, надо было помочь! Из-за этого и опоздание получилось.

- Ну, и молодцы, - просто сказал папа, - Как же было колхозникам не помочь! Они-то нам сколько помогают. Ну, Юра, ты сразу, значит, в нашу жизнь включился. Правильно! Да пойдёмте же в комнаты, наконец!

Котомка опять повеселел,

- Вот она какая, наша застава! - подмигнул он Юре, - В Турции, брат, таких нет, вот увидишь… - Потом прыгнул в машину и отъехал к складу.

А они втроём всё никак не могли войти в дом: постояли сначала на крыльце, потом на балконе, спеша рассказать друг другу и про дорогу, и про заставу, и про то, что Юра перешёл в четвёртый класс круглым отличником.

Наконец вошли в комнату.

Но в ту же минуту в дверь постучали. Солдат с красной повязкой на рукаве - дежурный - доложил, что к заставе приближается легковая машина.

Все опять вышли на балкон. У ворот действительно стоял светло-шоколадный «москвич», За рулём сидела девушка. Юра узнал в ней одну из тех, что работали у перемычки. Сверкнула дверца, девушка вышла, Но теперь на ней было чистое платье, только чёрные косы были уложены кое-как, видимо, наспех. В руках она держала букет сирени, на свежих, душистых гроздьях которой ещё дрожали капли.

- С приездом! Мы вас и поблагодарить не успели, - сказала она, протягивая маме букет„

- Знакомься, Надюша, - сказал папа. - Это Седа Туманян, звеньевая, представлена к ордену за рекордный урожай хлопка. А это её племянник. Сурик, ты чего прячешься?

Сурик был такой же мокрый и босой, как на арыке. Он прятал руки за спину.

- Ну, скорее, - сказала ему Седа. - Мы спешим в соседний колхоз узнать, как там, не нужно ли помочь, - объяснила она.

Сурик подошёл к Юре и вынул из-за спины лук со стрелами.

- Это тебе, - он ткнул их в юрины руки. - Мне дедушка другой сделает.

Седа оглядывалась, искала кого-то глазами. И заулыбалась, увидев Котомку. Он принёс забытый в машине мамин шарфик.

- Ну, а с товарищем Котомкой у нашей комсомольской организации особые счёты. Он ведь нам ещё и доклад делал.

- Уж там доклад… - Котомка смутился, густо покраснел - Такое дело… - Но глаза его весело блестели.

Рассказы о борцах за мир

Пак Ден Ай - председатель Демократического женского союза Кореи.

ДОЧЬ КОРЕИ

Н. Александрова

«…Сотни людей устремляются к трибуне. Женщины со слезами на глазах обнимают и целуют Пак Ден Ай. Делегаты поднимают её и несут в президиум, где она занимает своё место.

«Да здравствует Ким Ир Сен! Да