Литвек - электронная библиотека >> Сигбьерн Хельмебак >> Сатира и др. >> Андерсенам — ура! >> страница 30
влажное.

Там, где когда-то была живая изгородь, он встретил Сальвесена, тот, обливаясь потом, тащил кресло на свое новое местожительство.

— Нам везет с погодой, в такую погоду хорошо переезжать, — заметил он мимоходом.

— Погода бесподобная, — сказал Хермансен. — Да, чуть не забыл, Сальвесен. Ванна там немножко течет.

Потом каждый пошел к себе. Было как-то непривычно идти новой дорогой, но, в сущности, все осталось почти по-прежнему. Дома похожи друг на друга, и даже обстановка почти одинаковая.

— Из него мы сделаем яичнииу на завтрак, — сказал Хермансен, с гордостью показывая яйцо. — А что, если и нам завести кур?

— Сейчас изжарю, как только покончу с этим! — у фру Сальвесен руки были заняты кипой его одежды. Она не смогла его обнять, только поцеловала. И очень боялась, что чувство может захватить ее и одежда упадет на пол. Нет, этого не должно случиться, вон идет фру Хермансен через лужайку с корзиной в руках, то же помогает переезду.

Женщины встретились и обменялись вещами.

— Я не успела их заштопать, но они чистые! — сказала фру Хермансен, отдавая корзину с носками. — Кстати, ему нужно давать чистые носки каждый день. У него потеют ноги!

— О да, он такой темпераментный! — растроганно вздохнула фру Сальвесен. — Как варить ему яйца — вкрутую или всмятку?

— Вкрутую!

— Подумать только, что мы будем соседями, — сказал подошедший Сальвесен. Хермансен хотел ответить, но в это время на дороге показалась фру Сэм, она шла вместе с пастором.

— Вот теперь видите, к чему привела эта свадьба! — фру Сэм по-прежнему сердилась на Аяксена зато, что тот согласился на венчание, но ей нельзя было слишком явно показывать свою неприязнь, ведь она была председателем церковного комитета, а ее муж преподавал закон божий, и он и пастор — оба, в сущности, служили в одном департаменте.

Они направлялись на участок, предназначенный для постройки церкви. Банковские служащие получили отпуск все в одно время, и повсюду было множество людей. Многим не хотелось никуда уезжать, предпочитали проводить отпуск дома. Одни уютно расположились на газонах, другие сидели в тени с бутылкой пива и смотрели, как играют дети.

— Какая бессмыслица, они превратили весь поселок в кемпинг, — проворчала фру Сэм. После падения Хермансена ее ответственность повысилась вдвойне. Но она сказала это самой себе, ибо не ожидала более сочувствия от пастора. Он любезно раскланивался направо и налево, приветствуя своих новых прихожан.

Дойдя до конца поселка, они увидели машину Андерсена. Все пассажиры загорели и прекрасно выглядели, но путешествие явно тяжело отразилось на старом «бьюике». Что-то случилось с коробкой скоростей или с карданом, потому что, проезжая по поселку, машина грохотала, словно реактивный самолет. Все кругом приветствовали их, восклицая «добро пожаловать!». А в саду ждала другая делегация. Молчаливая, мрачная группа людей с портфелями под мышкой. Кредиторы, очевидно, услышавшие интервью по радио. Андерсен собрал все счета. Смотреть на их общую сумму просто не стоило.

В течение следующего часа из сада Андерсенов тянулась вереница машин. Это были грузовики, и в их кузовах стояла мебель.

— До чего же тяжелая у них работа, смотреть страшно! — сказала фру Андерсен, когда по лестнице тащили пианино.

Она вместе с мужем сидела на скамейке в саду, каждый с бутылкой пива. Пиво купили по дороге, на него как раз хватило денег после того, как расплатились за бензин.

Андерсен почесал в затылке. Волосы еще носили следы завивки.

— Не знаю, — задумчиво произнес он. — Работа — это благословение.

Фру Андерсен кивнула. Она, как всегда, была согласна с мужем.

— Завтра я пойду на работу! — он сделал глоток из бутылки. — Конечно, такое безделье до добра не доводит, но все-таки… Ну и ну! — сказал он, улыбаясь.

— А теперь пойдем глянем на поросят! — сказала фру Андерсен, вставая со скамейки.

Дорогой читатель!

Очень рад, что в связи с выходом моей книги «Андерсенам — ура!» в русском переводе я имею возможность обратиться к тебе непосредственно.

В издательстве «Молодая гвардия» меня попросили написать о себе, о моей работе. Я делаю это с удовольствием, но боюсь, что получатся только разбросанные эпизоды, возможно, случайные и несвязные. Причина — краткость срока, всего один день. Я приехал в Москву, не зная, что книга скоро выйдет. Поэтому это будет лишь набросок послания писателя читателю.

Я пишу эти строки в гостинице, неподалеку от Кремля. Пишу 25 октября 1975 года. Я нахожусь в Москве как участник Международной конференции писателей, посвященной теме «Ответственность писателя за мир во всем мире», в связи с 30-летием победы над немецким фашизмом.

Мне кажется удивительным стечением обстоятельств, что я пишу именно здесь и именно теперь. Бросая взгляд в окно, я вижу собор Василия Блаженного, Красную площадь.

Почему я так люблю этот город? Почему для меня всегда счастье видеть золотые соборные купола и красные стены Кремля? Потому что он стал символом победившей Октябрьской революции?

Конечно, поэтому. Но не только поэтому. Прости, что я делюсь с тобой очень личным. Москва всегда вызывает во мне теплые воспоминания. Здесь я встретил свою нынешнюю жену. Мы оба впервые приехали в Москву делегатами на Международный конгресс мира в 1962 году.

До той поры мы не были знакомы. Но однажды вместе прошлись по Красной площади. Теперь у нас двое детей, и их колыбельной стали «Подмосковные вечера».

А потом я бывал здесь часто. Сейчас я седьмой раз в Советском Союзе.

Я сказал, что пребывание здесь вызывает во мне теплые чувства. И это тоже удивительно, потому что когда я ребенком услышал впервые о Советском Союзе, то испытал лишь страх. Как же сочетается одно с другим?

Я родился в 1922 году, в маленькой крестьянской усадьбе на самой южной оконечности Норвегии. Нас в семье было восемь детей. В ту пору в Норвегии царила страшная нищета и классовые противоречия резко обострились. Местные газеты рассказывали всякие ужасы о русской революции и о большевиках, внушая людям боязнь, как бы революция не началась и у нас.

Моя мать была очень религиозна и очень любила своих детей. Мне было лет пять, и я помню, как по вечерам, укладывая нас спать, она молилась и просила бога сделать так, чтобы большевики к нам не пришли. Она была уверена, что они отберут наш крохотный клочок земли и засадят нас в тюрьму.

Потребовалось много лет, чтобы она изменила свое мнение. Нашу страну оккупировали немецкие нацисты. Фашисты забрали радиоприемники, и было строго запрещено слушать радио. Мы спрятали приемник на сеновале, и мать всегда с волнением слушала наши рассказы о новостях. У нас была карта