осторожно приблизились к ним и остановились в нескольких шагах.

Оба убитых были босы. Один, одетый в серый солдатский полушубок и черные суконные брюки, лежал на спине, головой на север. Второй лежал вниз лицом и был с головой укрыт простреленной романовской шубой. Неподалеку на дороге валялись две винтовочные гильзы и темно–синяя книжечка — удостоверение.

Кибирев хотел поднять документ, но Васильев остановил его:

— Нельзя! До подъема трупов нельзя!

Несколько минут прошли в молчании. Даже издали было видно, что убийство носило особенно зверский характер — множество шрамов, пулевых отверстий и запекшихся кровавых пятен. Убитых обыскивали. Все карманы у них вывернуты, ненужные преступникам вещи — носовые платки, портянки, расчески — в беспорядке разбросаны… Типичная картина уголовного бандитизма.

Васильев, не привыкший к поспешным выводам, уже готов был и считать ее таковой, как одна неожиданная деталь насторожила его. На левой руке Анохина (а Васильев уже понял, что вниз лицом лежит, вероятно, Анохин) в свете луча фонарика блеснули маленькие часики с металлическим браслетом. Неужели бандиты не заметили их? Возможно ли это? Не является ли вся эта картина заранее задуманной и не очень умелой подделкой под уголовное преступление?

Эта деталь не ускользнула и от внимания Кибирева.

— Как думаешь? — спросил он. — Уголовное или политическое?

— Рано гадать, — неохотно ответил Васильев. — Следствие покажет.

— Часы видишь?

— Вижу.

— Странные грабители! — в раздумье произнес Кибирев. — В карманах шарят, а часы на руке оставляют…

Васильев промолчал. Оставив возле места происшествия охрану из четырех милиционеров, он приказал отряду двигаться дальше.

2

Заимка Внукова на сорок первой версте — это небольшая в два оконца избушка, поставленная справа от тракта, посреди широкой безлесной лощины. Ее хозяин вместе с двадцатилетним сыном заготавливал для продажи дрова, сено, дичь, благо хватало вокруг и леса, и пойменных приозерных лугов, и удачливых мест для охоты. Приносила избушка и иную статью дохода. На многие версты вокруг она была единственным жильем, и всякий из путников, ехавших на Витим или обратно, считал нужным завернуть сюда, то ли на ночлег, то ли просто отдохнуть, лошадь покормить и самому попить чаю. Еще издали завидев спускавшуюся с хребта подводу, хозяин брался за самовар и редко его труды пропадали даром. Не в расчете ли на это так необычно прорубил он и низкие оконца, глядевшие на обе стороны тракта?

Эта обветшалая избушка сохранилась и в наши дни. Трижды переходила она из рук в руки, каждый раз теряя в цене, но старая традиция дорожного гостеприимства, хотя заметно и ослабевшая, все еще живет в ней.

В те далекие теперь годы зимовье Внукова было хорошо знакомо помощнику начальника уездной милиции. Съезжая на равнину, Васильев почти не сомневался, что расторопный и наблюдательный хозяин, если окажется на месте, сообщит ему немало важных для следствия сведений. Уж он–то, конечно, хорошо запомнил, кто и когда проезжал по тракту в день преступления. А главное, в заимке должен находиться уцелевший Станислав Козер…

Вновь, как и в первый раз, Кибирев провел оцепление избушки по всем правилам оперативного искусства. С карабинами наготове курсанты бесшумно приблизились к зимовью. Опять, как и на двадцать пятой версте, в заимке было полно народу. Но среди них не оказалось ни самого хозяина, ни Станислава Козера…

До рассвета Васильев и Кибирев опрашивали всех находившихся в заимке, проверяя документы и составляя протоколы. К утру выяснилась следующая картина. Сам хозяин зимовья болеет и более месяца живет в городе. Его сын Владимир Никанорович Внуков видел, как четыре охотника на двух «ходках» проехали в субботу в сторону Витима. Думая, что они сделают остановку, он сготовил для них самовар и вышел встречать. Но охотники проехали мимо. Через три дня они возвращались обратно, но уже втроем и на одной подводе. И опять они не зашли в зимовье, хотя, как видно, и собирались, так как у съезда к избушке остановились и о чем–то потолковали. За три дня никто из подозрительных по тракту не проезжал. Ездили все больше крестьяне. Правда, за день до приезда охотников, в субботу прикатил на велосипеде из города какой–то интеллигент, побегал по ближайшим озерам, добыл двух или трех уток и довольный укатил обратно.

Возвращались охотники на светло–серой лошади. Один кучерил, двое сидели в задке коробка. Видно, они торопились в город, так как кучер то и дело погонял лошадь.

Вечером, часов в девять, в зимовье неожиданно пришел раненный в ногу человек. Был он без сапог, в обмотанных вокруг ног изодранных портянках и сказал, что на них напали на тракте вооруженные люди. Свое ружье, обувь и шубу он бросил в лесу, чтоб было легче бежать, а о судьбе товарищей ничего не знал. Всю ночь он просидел в избе с наганом наготове и стонал от боли. Есть ничего не стал, только все время пил воду. Утром написал записку и послал ее в город с проезжим крестьянином, а сам направился на озеро Коморье, где, по его словам, остались два других его товарища.

В день убийства по тракту со стороны города и обратно в разное время проехало несколько крестьянских подвод. Поскольку все они останавливались в зимовье, молодой Внуков смог дать кое–какие о них сведения. Одних он знал по фамилии, других запомнил по названию деревни, по грузу на телеге или по масти лошади.

Особенно заинтересовал Васильева житель селения Мухор–Кондуй Николай Костиненко, который проезжал зимовье часов около семи–восьми вечера, то есть незадолго до появления раненого Козера. Ехал он на подводах вместе с Карболаем из Читы, которого молодой Внуков знал, так как жили они неподалеку, в Кузнечных рядах.

Когда начало светать, Васильев отправил на розыски Станислава Козера троих курсантов и попутно велел в Мухор–Кондуе найти и задержать для допроса Костиненко и Карболая. Сам он уже собирался вернуться к месту преступления, как из города на легковых автомобилях приехали товарищ министра внутренних дел Дальневосточной республики Иванов, директор госполитохраны Бельский, инспектор милиции Забайкальской области Антонов, военный врач Штейн и следователь по особо важным делам Фомин.

Васильев доложил обстановку. Антонов особенно нервничал и резко выругал его за то, что до сих пор не найден Станислав Козер. Он приказал немедленно же самому Васильеву отправиться на его поиски.

Однако на общем совещании было решено, что допрашивать Козера, Костиненко и Карболая целесообразней после тщательного осмотра места преступления.

В семь утра Фомин и Васильев приступили к расследованию на