щедро вознаграждал подарками и деньгами.

И вот однажды привез Иван Сергеевич к себе в усадьбу, прямо из Парижа, живую француженку. Хрупкое, воздушное создание, как бы даже и не земное. Звали ее Луиза Дюваль. Она была балерина. Француженка тут же переоделась в русский сарафан, косу стала заплетать, босиком бегать, полюбила пить квас и есть окрошку. А на утренней заре ходила к пруду (где теперь грязная лужа) и крутила там фуэте, а затем купалась. И вот на ее беду нашло на Ивана Сергеевича помутнение. Как бес в уши нашептывает: поди да поди кого-нибудь выпори. Схватил свою плеть и в сад бросился. А навстречу Луиза с купания возвращается. Иван Сергеевич без лишних слов за косу ее, да на конюшню. И начал там сечь. И засек. Насмерть! (Это вам не русская баба. Много ли француженке надо? Тем более балерине.) Конечно, здесь имело место и недоразумение. Ведь она могла крикнуть. По-французски. Воззвать, так сказать, к духовной сущности Ивана Сергеевича. Но дело в том, как мне кажется, что Луиза Дюваль приняла грубое обращение за неистовую страсть. Ей, видимо, показалось, будто русский барин с ней заигрывает. И даже когда на ее нежные плечи посыпались первые удары плети, она все еще принимала это за пылкость загадочной русской натуры. Ну а потом… потом было поздно. Иван Сергеевич в раж вошел. Тут уж хоть по-французски кричи, хоть по-итальянски; не поможет.

К полудню, когда все открылось, горю Ивана Сергеевича не было границ. Он так убивался по несчастной Луизе, что дворовые опасались за его рассудок. Два раза к пруду бегал топиться, всерьез подумывал в монастырь уйти. Но… уехал в Петербург. Там он нашел старого китайца, специалиста по бальзамированию, и привез его в усадьбу. И китаец, надо отдать ему должное, сделал все по высшему классу. Луиза Дюваль лежала в гробу как живая. Тем временем на кладбище заканчивали сооружать часовенку с витражами, рубиновым крестом на куполе и изваянием самой Луизы в мраморном гробу. Настоящий же гроб с настоящей Луизой установили в комнатке под часовней. И мало кто знал, что от барской усадьбы был прорыт тайный ход в эту комнату. (Егор покачал головой; да, да, помнит он полуразрушенную часовенку на кладбище. Босоногими пацанами туда еще бегали. Правда, никаких витражей и рубинового креста и в помине уже не было, но памятник с отбитым носом сохранился.) И вот как схоронили француженку, так и пошла про то кладбище дурная молва: будто из земли голоса таинственные доносятся. А один божий странник клялся с пеной у рта, что видел в три часа по полуночи женщину в белых одеждах, танцующую меж крестов. Ну а уж в следующем веке, в расстрельные тридцатые годы (все по тем же глухим слухам), чекисты стали свозить на кладбище трупы своих жертв и тайно захоранивать. Говорили даже, что и самого царя-батюшку с семейством не в Екатеринбурге порешили, а сюда привезли умертвлять… Короче говоря, — закончил свой рассказ господин Шульц, — загадочное место во всех отношениях.

Выслушал Егор со вниманием эту любопытную историю.

— Ну и что? — спрашивает.

— Ну и ничего, — пожимает плечами господин Шульц.

— А чем вы все-таки с утра до вечера занимаетесь? — не отстает упрямый Егор. — Если, конечно, не секрет.

— Да нет, — отвечает господин Шульц, — какой там секрет. С удовольствием расскажу.

И рассказал.

— Я занимаюсь инфернологией. Слыхали о такой науке?

Егор головой качает, нет, не слыхал.

— Это наука об Аде, — охотно разъяснил господин Шульц. — Дело в том, что по моим расчетам Ад находится в России.

— Как в России… — У Егора аж дыхание сперло.

— Вернее, не в самой России, — поправился господин Шульц, — а под Россией. Вот тут, прямо под нами, — постучат он каблуком ботинка в пол.

— Но… но… почему?? — Егор слов не находил от изумления.

— А где ж ему еще быть, как не под Россией?! — убежденно сказал господин Шульц.

— Действительно, — пробормотал Егор, сраженный наповал столь веским доводом.

— По моей теории, — продолжал господин Шульц, закинув ногу на ногу и закуривая сигаретку. — Ад имеет три входа и ни одного выхода. Один вход был в Атлантиде, ну и, естественно, исчез вместе с ней; второй неизвестно где, хотя я смутно подозреваю, что он расположен… — тут господин Шульц опасливо огляделся и, приклонясь к Егорову уху, прошептал одно только слово.

— Не может быть! — удивленно воскликнул Егор. — Не верю!!

— Однако это так! — припечатал господин Шульц. — Что же касается третьего входа… — Господин Шульц помолчал, выпустил изо рта сизую струйку дыма. — То он здесь.

— Где здесь? — Егор растерянно озирался.

— На том самом кладбище, где француженка лежит.

Наступила тишина. Мертвая. И только одинокая муха летала по комнате и жужжала. Вот так: жжжжжжжжжжжж…

4

С того самого дня взаимоотношения между хозяином и постояльцем заметно потеплели. А вскоре Егор с господином Шульцем и вовсе сделались чуть ли не закадычными друзьями. И это несмотря даже на явный перепад в интеллектуальном уровне. Си-и-дят себе долгими летними вечерами на завалинке и разговоры разговаривают. О том, о сем. И вот как-то в один из таких теплых вечерков Егор и рассказал свой прошлогодний сон.

— Любопытно, любопытно, — живо заинтересовался господин Шульц. — А не с четверга ли на пятницу вам этот сон приснился?

— Да, — припомнил Егор, — с четверга на пятницу.

— Значит, вещий, — уверенно заявил господин Шульц и о чем-то глубоко задумался. Так глубоко, что Егор уже и спать было решил пойти, но тут господин Шульц очнулся да и говорит, указав пальцем в небо:

— Обратите внимание, Егор, луны на небе нет.

— Ну и что, — не понимает Егор. — Счас ветер тучи разгонит, она и появится.

— Не появится. Сегодня как раз двадцать девятый лунный день. Сатанинский. Разгул темных сил.

— И что это значит? — спросил Егор.

— Это значит, — сказал господин Шульц, — что вход в Ад открыт.

Сказал, а сам смотрит на Егора выжидающе. Егор заерзал.

— И вы… хотите…

— А почему нет?

— Дак мы ж там ничего не увидим, — пытается увильнуть Егор.

— У меня фонарик есть. На аккумуляторах.

— А… а… — Егор даже не знает, что ему и придумать, от такой неожиданности. В самом деле: только спать собрался идти под горячий Нюркин бочок, а тут как бы в самое пекло лезть не пришлось. — А вот, — наконец нашелся он, — ежели они на нас кинутся?

— Обороняться станем, — невозмутимо отвечает господин Шульц. — У меня пистолетик имеется, длинноствольный «кольт 45». Как раз на такой случай.

— Ну… не знаю. — Егор дух перевел. — Надо, наверное, Нюру