но их часто навещает, а иногда гостит по нескольку дней бабушка по отцу и отчиму - Софья Израилевна, чистокровная еврейка.

- А Осип Коган?

Игорь усмехнулся:

- Отец Когана, почивший в бозе Авиэзер Федотович, - одессит. В его жилах текло кровей не меньше, чем у академика Сахарова.

- Людмила Лазорская в Москве?

- Здесь. Ждет сестру, они в общем-то живут дружно.

Мужчина, назвавший себя Ником, кивнул.

- Хорошо, этих сведений мне достаточно. - Он чуть улыбнулся твердыми, четко очерченными губами, глаза его сохранили при этом отчужденность. - Пошли, Игорь. Обменяемся сумами.

Молодой человек приподнял двумя пальцами графинчик с водкой:

- А посошок на дорожку?

- Я же сказал, что не пью до завершения сделок.

- Но вы же сюда не вернетесь!

- Разумеется. Не огорчайтесь, Игорь. У нас еще будет случай - выпьем еще. Я обещаю.

Молодой человек искал на лице мужчины следы иронии или издевки, но не нашел. Спокойное лицо, внимательные серые глаза в глубоких глазницах, ни малейших следов недоброжелательства или, напротив, доброжелательства. Не лицо, а маска, черт бы побрал этого Ника.

Игорь вздохнул и поднялся на ноги, подхватив рукой черный атташе-кейс:

- Ладно, пошли.

Пока в туалете происходил оговоренный обмен кейса с деньгами на портсигар с бриллиантами, из гостиницы скорым шагом вышел хорошо одетый мужчина средних лет и сел в «мерседес», в котором скучал его шофер и телохранитель. Взяв из ниши на приборной доске телефонную трубку, набрал нажатием кнопок на его расширенном микрофонном плато нужный номер и, когда ему ответили коротким «да», представился:

- «Россия».

- Докладывайте по сути.

- Я прослушал и записал весь разговор. Игорек работал хорошо, но объект - крепкий мужик. Не пошел на разговор, не клюнул ни на выпивку, ни на закуску. Спокоен, уверен в себе, грамотно организовал обмен, обмен контролируется пассивно, как условлено. Подстраховки с его стороны не обнаружили, хотя ребята опытные и смотрели хорошо.

- Один, совсем один? Ты уверен? - В неторопливом, хрипловатом голосе слышались насмешка и недоверие.

- Не уверен! - отрезал докладывающий.

- Почему?

- Уж очень объект спокоен. Как у себя дома.

- Может быть, плохо смотрели?

- Смотрели хорошо, вот в этом уверен!

После паузы хрипловатый голос решил:

- Действуйте по плану. И прямо ко мне! Смотри, чтобы был целехонек. Командуй. И поставь мне на прослушивание запись этой беседы.

- Прямо сейчас?

- Сколько длилась беседа? - последовал контрвопрос.

- Не больше двадцати минут.

- Объект без колес?

- Без. От самой «России» его вели. Шел пешком. Шел спокойно. Говорю, ведет себя как дома. - Докладывавший не скрывал своего раздражения.

- Тогда ставь прямо сейчас. Командуй и ставь. Окно на двадцать минут у нас есть. Не расслабляйся, после прослушивания возможны коррективы.

- Понял.

- Действуй.

На другом конце этой линии в домашнем кабинете хорошо запертой и хорошо охраняемой роскошной пятикомнатной квартиры, которая в организации именовалась базой и о местонахождении которой не знал даже командир группы захвата, докладывавший сюда по автомобильному телефону, сидело двое. Один - полный мужчина лет сорока пяти, с бульдожьим, гладко выбритым лицом и цепкими поросячьими глазками - был одет в роскошный шелковый халат с россыпью серебряных звезд разной величины по темно-синему фону. Через полураспахнувшиеся полы халата виднелась жирная, по-женски безволосая грудь. Сбоку от него примостился благообразный плешивый старичок с морщинистым лицом, с грустными ярко-голубыми не по возрасту глазами, отягощенными вялыми мешками, и с седенькой, аккуратно подстриженной бородкой клинышком. Одет он был в серенький парусиновый костюм и белую сатиновую рубашку, ворот которой вместо галстука охватывал шелковый шнурочек с кисточками. Перед ним стоял серебряный поднос, а на нем - кофейник, кувшинчик со сливками, вазочка с сахаром, бутылка коньяка «Двин», тарелка с тонко нарезанными ломтиками лимона, хрустальные рюмки и кофейные чашки. Под рукой старика стояла початая бутылка боржоми и стакан гладкого стекла, явно выбивавшийся из общего фона сервировки. Телефонная линия была переключена в громкоговорящий режим, в кабинете в полный голос звучала запись беседы между Игорем и мужчиной, назвавшимся Ником. И толстяк с поросячьими глазками, и благообразный старичок слушали ее очень внимательно, но профессионально - без напряжения и натуги. Толстяк курил сигарету «Данхилл», позволяя себе время от времени пускать аккуратные колечки синеватого дымка. Параллельно беседа писалась на магнитофон, стоявший рядом, чтобы при необходимости можно было повторно прослушать заслуживающие особого внимания места. Когда запись кончилась, толстяк щелкнул переключателем настольного коммутатора, связался с командиром группы захвата, сообщил, что линия свободна, выслушал доклад о том, что объект уже вышел из ресторана и его повели.

- «Дипломат» при нем? - уточнил толстяк.

- В левой руке. Объект спокоен, идет ровно, не дергается. У витрин не останавливается, в магазины не заходит, обувь не поправляет, слежки, похоже, не замечает. Как дома себя ведет, козел!

- Пока работает по плану, действуй дальше, - сказал толстяк, положил трубку и всем своим полным телом повернулся к старичку: - Слушаю тебя, Семен Григорьевич.

Старичок, в свою очередь, положил отводную трубку, через которую прослушал этот разговор, и погладил сухонькими пальцами свою бородку:

- Это агент, Витя, вот что я тебе скажу и не ошибусь. Профессиональный агент высокой квалификации. Он знает, что его повели, обязаны были повести, поэтому и не дергается. А потом - фью! Испарится как дым, если захочет этого.

- Выходит, с гостиницей он специально нам подставился?

- Выходит так, Витя.

- А зачем?

- Мы его проверяем, он нас. Понравимся ему - продолжит с нами работу, не понравимся - обрубит концы и испарится, других покупателей будет искать. Скорее всего, в другом городе. А мы ему вряд ли понравимся. Кому понравятся глаза за спиной чуть не круглые сутки?

Толстяк хрюкнул, налил себе граммов тридцать коньяку, выпил и сунул в рот ломтик лимона, предварительно макнув его в сахарную пудру.

- А если он слежки не заметил? - спросил он не совсем внятно, морщась от кислого. - Водят его ребята опытные. А он хоть и профессионал, а сибиряк, провинциал, сермяга. А тут - столица, шум, гам, толпа.

Старичок захихикал, покачивая лысой головой:

- Сермяга! Ты прислушайся, как он говорит. Прокрутить?

- Не надо, помню, - хмуро сказал толстяк.

- Игорек, конечно, парень - гвоздь. Но по сравнению с ним - салага. - Старичок