- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (46) »
ИВАН САБИЛО ПРОБУЖДЕНИЕ повесть
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Страх
Они увидели его и пошли навстречу… Еще можно было рвануться в сторону, скрыться за деревьями. Но он постеснялся убегать. «Как я буду бежать, это же стыдно… Просто пойду чуть левее просеки. Если не окликнут, значит, снова выйду к столбам». — Эй, парень! Они, подпрыгивая, быстро шли к нему, заранее делая вилку, чтобы, в случае чего, перехватить. — Подожди, поговорить надо, — крикнул тот, пониже ростом. Шульгин остановился. Безвольно опустились плечи. Ноги стали тяжелыми, будто он вошел по колено в трясину. «Это конец мой… Все кончено!» — подумал он. — Заблудились мы, — сказал все тот же низкорослый. — Ты, случаем, не поможешь выбраться на дорогу? Мы бы тебя отблагодарили. Теперь они стояли рядом. Один — маленький, коренастый, с густыми бакенбардами, в которых запутались елочные хвоинки, с большими розовыми кулаками, будто гирями, и таким же розовым лбом. Широкий шрам над верхней губой под носом, казалось, когда-то был еще одним, вторым ртом. Он щурился, будто смотрел на огонь электросварки, и часто моргал. Другой — высокий, остроносый; крохотные глазки без бровей глубоко утонули и косили, словно две амбразуры. Он помахивал толстой березовой палкой. — Я сам не знаю дороги, — сказал Шульгин. — По столбам иду. — А ты откуда? — Из Ленинграда. — Издалека, значит, — говорил коренастый. — И что ж тебя привело? Шульгин встретился с ним глазами и усмехнулся. Коренастый предлагал игру, и ему ничего не оставалось, как принять ее. — Попутешествовать захотелось. А тут заблудился, отстал от группы. И вот болтаюсь по лесу. Нужно было компас взять. Он старался говорить без волнения, игривым голосом безразличного ко всему человека. Не удавалось. В горле першило, голос дрожал и срывался. И, сам того не замечая, Шульгин медленно отступал назад. Они переглянулись. Высокий прикрыл глаза. — И много вас в группе было? «Если выхватить пистолет, то две пули могут спасти… Но этот молчун скорее расквасит мне голову своей дубиной… Надо ждать». — Семь человек вместе с руководителем. — Так-так…. Мы вот тоже блуждаем. Теперь втроем пойдем. Говорят, молодым больше везет. Не возражаешь? Шульгину не нужны были такие попутчики. Но он понимал, что они теперь все равно не спустят с него глаз. — Можно, — произнес он. — Одному плохо… — Тебя как звать-то? — Сергей, — сказал он и пристально вгляделся в кусты за просекой. «Жаль, редкие, а так можно было бы метнуться туда и затаиться. Может, и не нашли бы…» — Молодец, что путешествуешь. Это закаляет мужчину. Годиков-то сколько? — Шестнадцатый. — Взрослый… Однако что ж мы стоим? До вечера не так уж долго, а мы все еще не знаем, куда идти. И давно здесь? — Третий день. — Еду с собой брал? Такому парню много надо. Особенно в лесу. А признайся, есть хочешь? — Нет, спасибо. — Да что там благодарить без дела? Сейчас и поедим. Вот давай-ка сюда, здесь и присядем. Они подошли к толстой ели. Рядом с ней стоял круглый старый пень. Молчун прислонил к нему свою палку. Шульгин пригляделся к молчуну и почувствовал, как приостановилось сердце. Мгновенно все стало ясно. Именно его видел Шульгин в больнице. Только теперь, вблизи, он казался еще крупнее и старше. А во взгляде — все то же беспокойство — будто ищет какую-то нужную вещь. — Помочь снять рюкзак? Вон какой он у тебя тяжелый — пуда два. Лямки в плечи так и впились! — Не стоит, я сам, — быстро сказал Шульгин, отворачивая рюкзак в сторону. — Да ты не напрягайся, помогу, — подскочил к нему коренастый и ухватился за рюкзак. — Ох, какая тяжесть, ну и силы у тебя! — Он стаскивал лямки, нервно хихикал, пыхтел и поддавал в дно рюкзака животом. Вместе поставили рюкзак на землю. Коренастый отошел. Шульгин сел на рюкзак и обхватил руками колени. Пистолет за пазухой уперся ему в ребро — пришлось выпрямиться. Коренастый рылся в своем мешке. Он там что-то перекладывал, сдвигал и наконец достал хлеб и колбасу. — Держи-к, — сказал он Шульгину. — Да сломай ты эту ветку, что она тебе по глазам водит? Он протянул руку, и ветка хрустнула перед глазами Шульгина. Отбросив ее в сторону, коренастый продолжал: — Только не торопись лопать, мы тебе сейчас рюмочку для хода. Вспрыснем за знакомство. «Напоить хотят, тогда со мной будет просто….» — Я это не употребляю.— Ты что? У меня сын — меньше тебя, а не трусит. Только поднеси — с рукой оттяпает… Ты сначала попробуй, она не помешает. Разговор веселей пойдет, а колбаса — божеской покажется. Он, посмеиваясь, ухватил пальцами золотистое ухо «экстры» и распечатал ее. Достал из кармана куртки синий пластмассовый стакан и, резко наклонив бутылку, стал наливать. Молчун сидел чуть в стороне и, как сыч, смотрел на Шульгина. Он медленно двигал челюстями, как будто жевал резину. Перед его глазами кружились комары, садились на лоб, но он будто не чувствовал их — не прогонял. Шульгину стало страшно. Он даже губу закусил, чтобы не закричать. — Ну, долго еще держать? — протягивал коренастый водку и заискивающе улыбался. — Не отраву же предлагаю? — Я уже сказал, не буду, — повторил Шульгин и отстранил руку коренастого. — А ты, видно, парень с характером. Чувствуется питерская закваска… Ну, не надо и не надо. Нам больше достанется, правильно я говорю? — обратился он к молчаливому приятелю. Тот не ответил. Только медленно наклонил голову, будто шея у него не гнулась и он сгибал ее через силу. «И в моем теперешнем положении можно что-то сделать, но что?.. Ждать? Но сколько?.. И чего?..» — Говорят, у вас в Ленинграде мостов много, и все один красивей другого? — поинтересовался коренастый. — Много, — вяло ответил Шульгин. — И фонтанов много? «Вечера они ждут, темноты. А потом пристукнут меня — и золото уйдет с ними… Что делать?» — Фонтаны в Петродворце… — А еще, говорят, у вас там народ вежливый? — Обыкновенный, — сказал Шульгин, не понимая смысла разговора. «Это бывшие полицаи!.. Пришли за мной. Видел меня тогда молчун в палате и обо всем догадался…» — Да ты ешь колбасу-то, не стесняйся. У нас много еды, мы народ запасливый. А главное, не любим ходить голодом. Ты, видать, мало взял? Хотя рюкзак у тебя большой… Что у тебя там? «Вот оно, начинается.
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (46) »