пылающие костры, пляшущих беспечно врагов, это он издает пронзительный крик совы и за ним кидаются верные воины, рубятся, колят пиками, натягивают луки. Это он — смелый победитель.

Остановился на минутку Колька, мать шьет у стола отцовскую рубашку, вздыхает, а отец держит в одной руке сапог, а другой ус крутит и смотрит на Кольку так ласково, ласково, никогда еще так не смотрел.

Поужинали, будто под великий праздник, тихо и торжественно, хотя ничего, кроме пустых щей, на столе не было. И мать, и отец оба задумчивы и ласковы.

Колька лег на скамейку, но долго ворочался— заснуть не мог, — все вспоминал то Катю Морозову с котенком, то выбитое окно, то взгляд отца непонятно ласковый.

Отец и мать за занавеской на кровати о чем-то говорили, но так тихо, ни одного слова не услышишь.

Заснул Колька. Видел во сне — скачет он по полю на черной лошади, в руках сабля, грива коня развивается. — «Ура» крикнул Колька и проснулся.

В комнате темно, а за занавеской отец говорит совсем громко:

— Ничего, Лиза, не поделаешь, не навек, может, расстаемся и напрасно ты меня только расстраиваешь. Уклоняться невозможно и подло. А о Кольке я не меньше твоего думаю. Он — парнишка шустрый и ладный. Из него человек выйдет…

Жалостно стало Кольке и радостно. Не удержался он и заплакал, засовывая в рот рваное одеяло, чтобы не слышно было.

Так в слезах и уснул.

II ВОЙНА

Случилось это так: Колька тащил из районки селедки и хлеб, обе руки заняты. У Варваринских ворот стоял Сережка Варварин. Завидев Кольку, пользуясь тем, что руки у того заняты, да и не посмеет драться на улице у чужих ворот, Сережка принялся задирать.

— Рыжий красного спросил —… затянул Сережка ужасно противным голосом песню, которой Кольку дразнили.

Не стерпело сердце, в глазах даже потемнело от ярости на такую наглость.

Колька быстро положил хлеб и селедки на тумбу и, как вихрь, налетел на Сережку. Тот только лицо руками закрыл, как куль повалился и загундосил.

А Колька сидел уже на нем верхом и колотил, сам ничего от гнева не соображая.

— С девчонками драться, а сам гундосить, я тебе покажу, — вопил Колька и дубасил Сережку. Но, вспомнив про селедки, да и на улице все-таки еще Варваринские на помощь выйдут, Колька последний раз с наслаждением дал тумака по пухлой Сережкиной шее и поднялся, забрал свою поклажу и важно победителем направился к дому, мало обращая внимания на Сережкины вопли.

— Черт рыжий, это тебе не пройдет, не пройдет, черт рыжий.

Колька сдал матери хлеб и селедки и побежал на двор, где малыши его еще с утра ждали.

Конечно, малыши Кольке неровня, немножко даже стыдно возиться с ними, но зато они так слушаются Кольку, так просят всегда поиграть с ними. А начнешь играть и забудешь, что это малыши.

Отправились на задний двор к старым конюшням: давно уже задумали тут крепость смастерить и ров начали копать глубокий. Закипела работа. Колька распоряжался и делал самое трудное, что малышам не под силу.

Таскали доски, складывали стену. Подземный ход задумал рыть Колька, да лопата тупая. Внутри целую квартиру устроили, печку класть начали из кирпичей.

Вдруг Толька закричал:

— Варваринские на нас идут с палками.

Колька сначала не поверил. Никогда еще не бывало, чтобы на чужой двор забирались, это нарушение всех международных прав. Драться, — так на улице или на пустыре около свалки. Но выглянув из-за стенки крепости, Колька увидел — действительно, идут человек десять и все с палками, и среди них Сережка с шишкой на лбу — это его давеча Колька угостил.

Отступать было поздно. Можно было бы забраться на крышу и бежать через чердак, но малышам не залезть. Малыши сбились в кучу около Кольки, трусят; Дунька Хмелева заревела. Колька почувствовал, что должен все снести, но малышей не выдать, скомандовал твердым голосом.

— Не трусить, мы их навозом забросаем, — а потише — Тольке сказал: — Лезь через крышу на Козихинский двор, зови на помощь. Мы будем защищаться до последнего.

Толька, ловкий и расторопный, живо взобрался по столбу и побежал по крыше, а Варваринские уже приближались с криками:

— Ну, рыжий, вылезай, пришел тебе карачун. Мы тебя в помойке выкупаем.

Колька набрал сухого навоза, да как пальнет, а за ним малыши. Варваринские не ожидали, заколебались, у Сережки фуражка слетела. Колька еще и еще раз пальнул. Малыши тоже старались, только сил у них мало, снаряды не долетали.

Варваринские опомнились и с диким воплем бросились на приступ, размахивая палками. Кроме Дуньки, еще два — три малыша заревело. Колька схватил старую оглоблю и стал отмахиваться, отбил первое наступление. Тогда Варваринские пошептались и разделились на два отряда.

Одни наступали и старались захватить Колькину оглоблю, другие пошли в обход. Колька понял, что сопротивление бесполезно, одному с десятью не справиться, а от малышей какой толк.

Варваринские сделали веревочную петлю и стали ловить оглоблю. Долго не удавалось, наконец, закинули петлю на оглоблю. Все кончено. В этот же миг сзади раздался треск, упали доски. Неприятель ворвался в крепость.

Вопили Варваринские, ревели малыши. Колька только сопел и отбивался, здорово смазал Сережку прямо в нос, но в ту же минуту его уже схватили, руки назад завернули.

Кто-то из малышей кинулся на выручку, но его только ногой отбрыкнули. Сережка ревел и лез на Кольку.

— Черт рыжий, попался, теперь не пройдет тебе. За девчонку вступаешься, я и Катьку отколочу.

Колька не выдержал, дернулся и плюнул в Сережку. Тут все Варваринские бросились на него и стали дубасить, а Сережка щипался и визжал:

— В помойку его, в помойку.

Кольке казалось, что он погибает, сейчас убьют до смерти, замучают злые враги. Кто-то из Варваринских вдруг крикнул:

— Козихинские идут.

В ту же минуту Варваринские побежали, а Колька остался лежать еще, не веря, что пришло чудесное спасение.

Козихинские приближались с громкими криками «ура». Малыши отвечали им восторженным воем и закидывали бегущих Варваринских комьями сухого навоза.

Колька привстал и оглянул поле сражения. Козихинские преследовали Варваринских, ловя и колошматя их по всему двору. Красный флаг Козихинских с зеленым треугольником победно развевался на полуразрушенной крепости.

Через несколько минут бой был окончен. Варваринские, прихрамывая, с громким ревом отступили на улицу.

В виде военной добычи были захвачены две фуражки, ремень с медной пряжкой, пять гнезд бабок и трое