хвостик, как это я не догадался! Ну, небеса проясняются. Значит, вместо двух пропаж - одна, и та нашлась.
Он опять засмеялся, а потом строго сказал Ивану:
- Ну, вот что. Ты давай транспортируй мопед домой, получай за это порцию благодарности, а завтра чтоб в отделение пришёл.
- Зачем? Я ничего не сделал… - заканючил Иван. - Это Федькин мопед, не чужой.
- Я уж понял, что Федькин.
- Так я что? Я его в детский сад вёз, я не виноват, это центр тяжести сместился… - Разговор у меня с тобой завтра будет, профессор. Хмурый Иван поднял машину. Ни на кого не глядя и ни с кем не простившись, стал толкать упирающийся мопед вверх по дороге. Маленькая аккуратная птичка трясогузка, которая в этот момент переходила дорогу, отлетела в сторону и опять зашагала, недовольно покачивая хвостиком. - Ну что, милок? - обратился дедушка Колдырь к лейтенанту Грошеву. - Я, может, пойду? Завтра утром смолу курим, там разобраться надо бы. - Идите, Фома Никитич. Я сейчас на катере его отвезу. Кеша поглядел на Ростика, потом па лейтенанта Грошева. «А что же будет со мной?» - спрашивали его глаза.
Елизавета Елизаровна и Мария Васильевна ушли к ребятам. Ругали Ростика. А как же! Столько заставил всех волноваться. А потом - простили. Успокоились, что цел, и простили. Они ведь обе добрые. Елизавета Елизаровна спросила: - Но ты определённо не кашлял?… Нет, это не пертуссис. Теперь Ростик сидит у мамы на левом колене, а Кеша - рядом с правым, и мама гладит его правой рукой. - Может быть, я сама виновата, - говорит мама лейтенанту Грошеву. - Я не выношу чёрствости в людях. Я сама приучила его оказывать помощь тем, кто слабее. Читала ему книжки, и когда мы гуляли… Сама виновата, - перебивает она себя. - Вот он что натворил. Мама издыхает и гладит сразу двумя руками - Кешу и Ростика. - У вашего сына был трудный выбор, - говорит лейтенант Грошев. И, помолчав, добавляет: - У каждой собаки должен быть хозяин. Каждая собака имеет на это право. - Да, - согласилась мама, - Да, конечно. Но что же будет с этим хорошим псом? Кеша насторожил уши. Оглядел каждого по очереди. - У меня их четверо, - сказал лейтенант Грошев, почему-то смущаясь. - Прямо ума не приложу. Что делать, ласковый, а? Кеша вильнул хвостом, моргнул, ничего не ответил. Глеб уехал. А больше Кеша ничего не знает. - Эх… - сказала мама. - Во-первых, я работаю, Во-вторых, квартира маленькая. - Ростик не понял, зачем мама про это говорит. - Но, - продолжала она, - сын у меня растёт, помощник. А квартиру в завкоме уже обещали. Значит, дадут. А? - обратилась она к Ростику.
И начался страшный шум. И Ростик повис у мамы па шее. И Кеша подпрыгивал, чтобы лизнуть маму непременно в кончик носа, и лейтенант Грошев улыбался и почему-то благодарил.
И вот мама уехала назад, в город, и Кеша ушёл с ней - на верёвочке: где же тут возьмёшь поводок и ошейник для своей собаки! И Ростик уснул - не в изоляторе, а в группе, на своей кровати, рядом с кроватью Павлика. И задремал ореховый куст, и выплыл месяц и осветил берёзу. И она стояла красивая и тихая - все спят и ей до утра не с кем поговорить.
- Так я что? Я его в детский сад вёз, я не виноват, это центр тяжести сместился… - Разговор у меня с тобой завтра будет, профессор. Хмурый Иван поднял машину. Ни на кого не глядя и ни с кем не простившись, стал толкать упирающийся мопед вверх по дороге. Маленькая аккуратная птичка трясогузка, которая в этот момент переходила дорогу, отлетела в сторону и опять зашагала, недовольно покачивая хвостиком. - Ну что, милок? - обратился дедушка Колдырь к лейтенанту Грошеву. - Я, может, пойду? Завтра утром смолу курим, там разобраться надо бы. - Идите, Фома Никитич. Я сейчас на катере его отвезу. Кеша поглядел на Ростика, потом па лейтенанта Грошева. «А что же будет со мной?» - спрашивали его глаза.
Глава десятая. У КАЖДОЙ СОБАКИ ДОЛЖЕН БЫТЬ ХОЗЯИН
Елизавета Елизаровна не отрываясь глядела на дорогу, которая вела через луг к реке. А мама всё ходила взад и вперёд, от кривой сосны до пенька и обратно. Елизавета Елизаровна держалась за щёку, как будто у неё только что вырвали зуб. На дорожке показалась возбуждённая Мария Васильевна: - Нашёлся! Звонили! Сейчас привезут. И все трое, как ребята, когда играют в салочки, побежали вниз и через луг - к реке. Маму осалить мог бы разве что только ветер - так быстро она неслась к берегу. Вот и берег. Милицейская моторка гонит волны сразу вверх и вниз по течению и шумит, и кричит что-то неразборчивое. Вот уже видно всех, кто сидит в катере. «Они нашли его с ищейкой, - думает Мария Васильевна, - Вот паршивец!» «Наконец-то нашелся! Но откуда и зачем с ними собака?» - думает Елизавета Елизаровна. «Сыночек, целый, живой!» - думает мама и не замечает ни милиционера, ни собаки. Мотор замолкает. Катер наполовину наползает на берег. Прибрежные волны и мокрый песок приветствуют Ростика по-своему: песок шуршит, а волны плещут, точно хлопают в ладоши. Первым перешагивает через борт улыбающийся лейтенант Грошев, следом спрыгивает Кеша - хвост ещё колечком, но колечко свесилось. А потом, ухватившись за руку лейтенанта Грошева, из лодки выбирается Ростик. Он минутку стоит на сыром песке, сандалики подмокают, потом он бросается к маме и устраивает рёв - громкий, безутешный, очень дошкольный рёв. И мама берёт его на руки, как маленького, и все идут к детскому саду. И сосны чуть-чуть расступаются, чтобы все могли идти рядом. Мама, не спуская с рук, несёт тяжелого Ростика. Он перестал реветь и теперь только иногда вздрагивает и всхлипывает, лейтенант Грошев рассказывает, как всё было, и Кеша - нога за ногу, нос опущен - ковыляет рядом с ним.* * *
Елизавета Елизаровна и Мария Васильевна ушли к ребятам. Ругали Ростика. А как же! Столько заставил всех волноваться. А потом - простили. Успокоились, что цел, и простили. Они ведь обе добрые. Елизавета Елизаровна спросила: - Но ты определённо не кашлял?… Нет, это не пертуссис. Теперь Ростик сидит у мамы на левом колене, а Кеша - рядом с правым, и мама гладит его правой рукой. - Может быть, я сама виновата, - говорит мама лейтенанту Грошеву. - Я не выношу чёрствости в людях. Я сама приучила его оказывать помощь тем, кто слабее. Читала ему книжки, и когда мы гуляли… Сама виновата, - перебивает она себя. - Вот он что натворил. Мама издыхает и гладит сразу двумя руками - Кешу и Ростика. - У вашего сына был трудный выбор, - говорит лейтенант Грошев. И, помолчав, добавляет: - У каждой собаки должен быть хозяин. Каждая собака имеет на это право. - Да, - согласилась мама, - Да, конечно. Но что же будет с этим хорошим псом? Кеша насторожил уши. Оглядел каждого по очереди. - У меня их четверо, - сказал лейтенант Грошев, почему-то смущаясь. - Прямо ума не приложу. Что делать, ласковый, а? Кеша вильнул хвостом, моргнул, ничего не ответил. Глеб уехал. А больше Кеша ничего не знает. - Эх… - сказала мама. - Во-первых, я работаю, Во-вторых, квартира маленькая. - Ростик не понял, зачем мама про это говорит. - Но, - продолжала она, - сын у меня растёт, помощник. А квартиру в завкоме уже обещали. Значит, дадут. А? - обратилась она к Ростику.
И начался страшный шум. И Ростик повис у мамы па шее. И Кеша подпрыгивал, чтобы лизнуть маму непременно в кончик носа, и лейтенант Грошев улыбался и почему-то благодарил.
* * *
И вот мама уехала назад, в город, и Кеша ушёл с ней - на верёвочке: где же тут возьмёшь поводок и ошейник для своей собаки! И Ростик уснул - не в изоляторе, а в группе, на своей кровати, рядом с кроватью Павлика. И задремал ореховый куст, и выплыл месяц и осветил берёзу. И она стояла красивая и тихая - все спят и ей до утра не с кем поговорить.