у тебя голова на плечах или нет? Ехать без водительских прав. Без страховки. Без предупредительного знака «Учебный». Да еще с пассажиром! На шесть месяцев посадили бы, если бы попался.
— Но ведь не попался же!
— А где ты ночевал, Мик?
Мик повернулся к матери и увидел, что у нее дрожат руки, когда она берет чашку. Может, она заболела? Может, все-таки не из-за него она не пошла на работу?
— Мы переночевали у отца Карен. И вообще, с чего вы так переполошились? Можно подумать, меня месяц не было дома.
Ему никто не ответил, молчание затягивалось, и Мик испугался не на шутку. А вдруг им стало известно о краже и проданных сигаретах? Джулия допила чай и посмотрела на него.
— К тебе Алан заходил.
Она улыбнулась — ясно, визит Алана не имел никакого отношения к причине переполоха. Джулия просто так сказала, чтобы напряжение разрядить.
— Алан? А я и не знал, что он приехал. Что он сказал?
Но Джулия не успела ответить, отец снова принялся орать:
— Сидел бы на месте, а не шлялся, знал бы, что он сказал!
Он смял злосчастную записку Мика и поднял руку, будто собирался запустить этим комком в Мика. Но вместо этого метнул его в огонь. Языки пламени впились в бумагу, конверт распрямился, и мистер Уолш точно сбросил напряжение; плечи поникли, все тело обмякло; глядя в огонь, он медленно и отрешенно покачивал головой.
Он проследил, как конверт превратился в черный пепел, потом повернулся и стремительно вышел.
Спустя минуту-другую, когда стало ясно, что отец не вернется, Мик повернулся к матери:
— Что это с ним? Можно подумать, я убийство совершил или что-нибудь в этом роде.
Миссис Уолш покачала головой и снова поставила чашку с блюдцем на подлокотник.
— Не в том дело. Это вовсе не из-за тебя, Мик.
— А из-за чего?
— Просто ты подвернулся ему под горячую руку, вот он на тебе зло и срывает.
— Но почему? Что случилось?
Миссис Уолш изо всех сил крепилась, чтобы не заплакать.
— Сегодня утром ему сообщили. Его уволили.
Алан сделал глоток и протянул Мику с Карен другую фотографию. Они сидели в баре «Лошадь и жокей» — в том самом, с которого ребята начали свой прощальный вечер накануне отъезда Алана в Северную Ирландию. — Вот это Боб, а это Пол. Ох и покуролесили мы с ними! Эти ребята тоже из наших мест. Мы почти все в один полк попали. На фотографии Алан был еще с двумя солдатами, в полном обмундировании, с пистолетами, возле «лендровера». Карен внимательно разглядывала их мрачные, напряженные лица. — Тебя и не отличишь в этой экипировке. Все в шлемах. Все на одно лицо. — А как же без шлемов! Особенно когда в тебя кирпичи и бутылки швыряют. Это мы в патруле были. На Фолз-роуд, помню, вот было дело! Мик внимательно изучал форму: тяжелые башмаки, куртки, шлемы. — Какое дело? — Мальчишки начали камнями швыряться. Мы стали их разгонять, а тут целая туча налетела. — А вы что же? — Послали группу захвата. — А что это такое? Невежество Мика возмутило Алана. — Выбирают четверку, она бросается в самую гущу толпы и старается схватить зачинщика, а другие тем временем прикрывают эту четверку. Карен придвинулась к Мику и взяла его под руку. — Это же опасно! — Конечно! В тебя все время камнями швыряют. А ты дубасишь своей дубинкой и мчишься что есть духу. — Ну, и поймали вы его? — Кого? — Казалось, вопрос Мика удивил Алана. — Зачинщика. Алан фыркнул. — Не помню. Измордовали — и ладно. Кровь ему пустили да еще в казармах добавили. Хорошо мы тогда его разукрасили. Он отхлебнул пива, от души отхлебнул — как-никак вспоминает о работе, с которой отлично справился. Потом он выбрал еще одну фотографию и показал им. — Вот этого видите? — Он помолчал, выжидая, пока Мик и Карен возьмут фотографию и посмотрят на солдата, лежащего на койке. Под койкой по стойке «смирно» стояли башмаки, а рядом, словно подчеркивая свое иное назначение, валялись шлепанцы, которые парень только что сбросил. — Его звали Терри Френсис. — Алан снова умолк. — Он погиб. Драматический эффект сработал, сценка, которую они только что восприняли как обычный отдых после вахты, обрела значительность. Мик и Карен рассматривали улыбающееся лицо парня, отмечали детали, которые они раньше упустили: кольцо с печаткой, часы, сигарету в руке и письмо на подушке возле головы. — А что с ним случилось? — спросил Мик. — Он был в дозоре, его подстрелили из винтовки с оптическим прицелом. Пуля попала вот сюда. — Алан ткнул себя в лоб. — Мозги на дорогу так и брызнули. Он другом мне был. Он из Брэдфорда. Похороны по телеку транслировали. Карен, потрясенная, отвернулась. Она отпила пива и сморщилась, словно таблетку проглотила. — А того, кто стрелял, поймали? — Нет, но той твари так и так не спастись. Мы этим ублюдкам спуску не даем. Врываемся в каждый дом на каждой улице. Ни одного не пропускаем. Взламываем двери, переворачиваем все вверх дном. Живого места не оставляем. Судя по лицу Алана, воспоминание доставляло ему наслаждение. — Какой ужас! По лицу Карен было ясно, что теперь она жалеет вовсе не убитого солдата, а обитателей разоренных домов. Но Алан, не обратив внимания на ее возглас, продолжал тем же бесшабашным тоном: — Сволочи католики! Мы частенько наведываемся к тем, кто заодно с ИРА. Среди ночи. Когда вздумается. Даем им прикурить. Ну и вонища у них! — Он сморщил нос и отхлебнул пива, будто хотел заглушить преследовавший его запах. — Ребятишки в кроватях писаются. Карен вспыхнула. — А что ж тут удивительного? Я, может, то же самое делала бы, если бы ко мне среди ночи вламывались. — Понятно, но у них-то все по-другому. Видела бы, что у них творится. — Он разозлился, что Карен так некстати встряла. — На улицах ни одного фонаря, окна забиты. Живут точно свиньи, ирландцы эти вонючие. Мик положил рядом с фотографиями на столе снимок убитого солдата. Получился как бы фотомонтаж армейской жизни. — Да уж, у тебя там жизнь поинтереснее, чем у нас. — Потрясающая жизнь! — с жаром подхватил Алан. — Тебе тоже надо завербоваться. Видал? — Он достал из кармана пластиковую пулю и положил на стол, словно еще один аргумент в пользу того, почему Мик должен идти в армию. Мик молниеносно схватил пулю. — Что это? — Пластиковая пуля. Мик изучил ее, потом передал Карен, та взвесила пулю на ладони. — Тяжелая, правда? Я не думала, что они такие крупные. Похожа на свечу, правда? Алан ухмыльнулся. — Мне она кое-что другое напоминает. Мик тоже ухмыльнулся. Впервые с той минуты, как ушел из дому, он развеселился. — Нет, она слишком твердая. Карен покраснела и
Алан сделал глоток и протянул Мику с Карен другую фотографию. Они сидели в баре «Лошадь и жокей» — в том самом, с которого ребята начали свой прощальный вечер накануне отъезда Алана в Северную Ирландию. — Вот это Боб, а это Пол. Ох и покуролесили мы с ними! Эти ребята тоже из наших мест. Мы почти все в один полк попали. На фотографии Алан был еще с двумя солдатами, в полном обмундировании, с пистолетами, возле «лендровера». Карен внимательно разглядывала их мрачные, напряженные лица. — Тебя и не отличишь в этой экипировке. Все в шлемах. Все на одно лицо. — А как же без шлемов! Особенно когда в тебя кирпичи и бутылки швыряют. Это мы в патруле были. На Фолз-роуд, помню, вот было дело! Мик внимательно изучал форму: тяжелые башмаки, куртки, шлемы. — Какое дело? — Мальчишки начали камнями швыряться. Мы стали их разгонять, а тут целая туча налетела. — А вы что же? — Послали группу захвата. — А что это такое? Невежество Мика возмутило Алана. — Выбирают четверку, она бросается в самую гущу толпы и старается схватить зачинщика, а другие тем временем прикрывают эту четверку. Карен придвинулась к Мику и взяла его под руку. — Это же опасно! — Конечно! В тебя все время камнями швыряют. А ты дубасишь своей дубинкой и мчишься что есть духу. — Ну, и поймали вы его? — Кого? — Казалось, вопрос Мика удивил Алана. — Зачинщика. Алан фыркнул. — Не помню. Измордовали — и ладно. Кровь ему пустили да еще в казармах добавили. Хорошо мы тогда его разукрасили. Он отхлебнул пива, от души отхлебнул — как-никак вспоминает о работе, с которой отлично справился. Потом он выбрал еще одну фотографию и показал им. — Вот этого видите? — Он помолчал, выжидая, пока Мик и Карен возьмут фотографию и посмотрят на солдата, лежащего на койке. Под койкой по стойке «смирно» стояли башмаки, а рядом, словно подчеркивая свое иное назначение, валялись шлепанцы, которые парень только что сбросил. — Его звали Терри Френсис. — Алан снова умолк. — Он погиб. Драматический эффект сработал, сценка, которую они только что восприняли как обычный отдых после вахты, обрела значительность. Мик и Карен рассматривали улыбающееся лицо парня, отмечали детали, которые они раньше упустили: кольцо с печаткой, часы, сигарету в руке и письмо на подушке возле головы. — А что с ним случилось? — спросил Мик. — Он был в дозоре, его подстрелили из винтовки с оптическим прицелом. Пуля попала вот сюда. — Алан ткнул себя в лоб. — Мозги на дорогу так и брызнули. Он другом мне был. Он из Брэдфорда. Похороны по телеку транслировали. Карен, потрясенная, отвернулась. Она отпила пива и сморщилась, словно таблетку проглотила. — А того, кто стрелял, поймали? — Нет, но той твари так и так не спастись. Мы этим ублюдкам спуску не даем. Врываемся в каждый дом на каждой улице. Ни одного не пропускаем. Взламываем двери, переворачиваем все вверх дном. Живого места не оставляем. Судя по лицу Алана, воспоминание доставляло ему наслаждение. — Какой ужас! По лицу Карен было ясно, что теперь она жалеет вовсе не убитого солдата, а обитателей разоренных домов. Но Алан, не обратив внимания на ее возглас, продолжал тем же бесшабашным тоном: — Сволочи католики! Мы частенько наведываемся к тем, кто заодно с ИРА. Среди ночи. Когда вздумается. Даем им прикурить. Ну и вонища у них! — Он сморщил нос и отхлебнул пива, будто хотел заглушить преследовавший его запах. — Ребятишки в кроватях писаются. Карен вспыхнула. — А что ж тут удивительного? Я, может, то же самое делала бы, если бы ко мне среди ночи вламывались. — Понятно, но у них-то все по-другому. Видела бы, что у них творится. — Он разозлился, что Карен так некстати встряла. — На улицах ни одного фонаря, окна забиты. Живут точно свиньи, ирландцы эти вонючие. Мик положил рядом с фотографиями на столе снимок убитого солдата. Получился как бы фотомонтаж армейской жизни. — Да уж, у тебя там жизнь поинтереснее, чем у нас. — Потрясающая жизнь! — с жаром подхватил Алан. — Тебе тоже надо завербоваться. Видал? — Он достал из кармана пластиковую пулю и положил на стол, словно еще один аргумент в пользу того, почему Мик должен идти в армию. Мик молниеносно схватил пулю. — Что это? — Пластиковая пуля. Мик изучил ее, потом передал Карен, та взвесила пулю на ладони. — Тяжелая, правда? Я не думала, что они такие крупные. Похожа на свечу, правда? Алан ухмыльнулся. — Мне она кое-что другое напоминает. Мик тоже ухмыльнулся. Впервые с той минуты, как ушел из дому, он развеселился. — Нет, она слишком твердая. Карен покраснела и