милости, добрый рыцарь!»
Дюгесклен сделал знак, что хочет говорить. Молчание мгновенно воцарилось.
– Хотите ли знать, монбрёнские люди,– сказал он, улыбаясь,– какую милость оказывает вам новый рыцарь? Он дарует вам свободу. Вы больше не пленники, с условием, впрочем, чтобы вы присягнули на верность королю Французскому.
– О да, присягнем! – с радостью вскричали тысячи веселых голосов.– Да здравствует король Французский! Да здравствует Бертран Дюгесклен! Да здравствует добрый рыцарь д’Арманьяк!
Радость молодого воина достигла высшей степени, из объятий отца переходил он поочередно в объятия французских рыцарей, которые искренне поздравляли его. Весь замок дрожал от криков радости, испускаемых восторженной толпой.
В эту минуту торжества, столь сладостную для Анри д’Арманьяка, на двор замка вступила незаметно небольшая процессия и медленно пробиралась между рядами зрителей. Жан Биго шел молча впереди, грустный, с поникшей головой, за ним два человека несли открытые носилки, на которых лежал бедный Жераль, или, правильнее, Гийом де Латур, бледный и безжизненный. В нескольких шагах за носилками шла Валерия, все еще в мужском платье, с остановившимся взором, поддерживаемая старым сердобольным монахом, опиравшимся на палку.
Печальная процессия направлялась к центру двора, чтобы дойти до часовни, находившейся прямо против подъемного моста. Радостные крики вдруг умолкли, и присутствующие с благоговением отдали честь покойнику. Подойдя к Доброму Копью, Валерия сказала печально:
– Мужество торжествует, преданность гибнет! Рыцари и слуги, молитесь за душу Гийома де Латура!
Все встали на колени, и носилки скрылись под сводом часовни.
В ту минуту, когда Валерия хотела войти в часовню, Дюгесклен подошел к ней и спросил вполголоса:
– Надеюсь, что никакая горестная мысль не потревожила последних минут несчастного молодого человека?
– Никакая, мессир, он не сожалел о принесенной им жертве, хотя она очень дорого стоила.
– Да примет Господь душу его в жилище праведных! Но где вы, сударыня, хотите искать убежища теперь, когда совершенно свободны?
– В Бубонском аббатстве, где я воспитана, мессир, и вот этот почтенный священник завтра же проводит меня туда.
– Прекрасно, благородная девица! Но не может ли по крайней мере бедняга Анри надеяться, что впоследствии, когда утихнет ваше горе…
– Мессир,– возразила молодая девушка печально, но с достоинством,– я вдова Гийома де Латура.
Дюгесклен вернулся к толпе рыцарей, ждавших его, чтобы проститься, и сказал рыцарю Анри д’Арманьяку на ухо:
– Покуда ничего не потеряно.
Он обнял еще раз его и благородных рыцарей, своих родственников и друзей, потом, дав им последние наставления, вскочил на коня и поскакал через подъемный мост, сопровождаемый оруженосцами и королевским герольдом, посреди шумных и восторженных криков.
Выехав на поле перед Монбрёнским замком, он обернулся, чтобы взглянуть на французское знамя, развевавшееся на верху главной башни и отражавшее солнце в своих золотых лилиях. Мановением руки в последний раз простился он с рыцарями и воинами, толпившимися на стенах, и рысью поехал дальше – исполнять высокие и блестящие обязанности, на которые был призван для славы и блага Франции.
ЗАМОК МОНБРЁН Перевод Ак. Михайлова
Часть первая . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 5 Часть вторая . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 111
ЗАМОК МОНБРЁН Перевод Ак. Михайлова
Часть первая . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 5 Часть вторая . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 111