показалось мне странным, и подумалось, кто знает, а может, существует какая-то связь между тем, что ее нет, и встревоженным видом Пьера. Я не стал ни о чем спрашивать Пьера, но успел подумать про себя: видно, уже пришла ему пора расстаться с этой женщиной. Но тут Альфонсо – будто мысли мои угадал – возьми да и спроси его: «А где Клер, заболела, что ли?» И Пьер ответил: «Да нет, ей надо что-то сделать по дому, придет попозже, она вполне здорова, просто выглядит немного усталой, вот и все». Потом добавил: «Я бы даже сказал, какой-то измученной, что ли, но уверен, ничего серьезного, наверное, это все весна».

Потом разговор снова вернулся все к тому же убийству.

Я ужасно возмущался тем, с какой зверской жестокостью убийца расправился со своей жертвой, и, помню, Альфонсо произнес одну фразу, которая немало нас удивила. Он сказал: «Кто знает, а может, все дело в том, что у убийцы просто не хватало сил перетащить все тело целиком, вот он и поступил так, потому что у него не было другого выхода». Ни Пьеру, ни мне такое объяснение даже в голову не приходило. И тут Пьер заметил: можно себе представить, какой вечностью показались убийце эти три ночи. Вот тогда-то и подала голос та девица. Уточнила, что, судя по всему, за эти три ночи убийце пришлось девять раз дойти до виадука и вернуться назад, а с головой было бы целых десять. Что в Париже только и разговоров, что об этой истории с пересечением железнодорожных путей. Завязался разговор. Я поинтересовался, а что еще говорят об этом в Париже. Она ответила, там считают, что это дело рук какого-то душевнобольного, одного из чокнутых жителей департамента Сены и Уазы.

И вот в этот момент появляется Клер.

На ней темно-синий плащ, который она всегда надевает, когда идет дождь. А погода-то ясная, никакого дождя. В одной руке у нее маленький чемоданчик, а в другой черная клеенчатая сумочка.

Замечает, что в кафе посторонние, и сразу направляется к Альфонсо. С ней здороваются. Она отвечает. Но сразу видно, что она недовольна присутствием посторонних. Я услыхал шелест газеты и заметил, что тот незнакомец перестал читать и уставился на Клер. Просто заметил, вот и все. Нас-то Клер уже давно ничем не могла бы удивить, а постороннему ее вид мог показаться в диковинку.

– И какой же у нее был вид?

– Да какой-то суровый, что ли.

Тут Пьер резко кидается к ней, будто хочет прикрыть ее собой. Показывает на чемоданчик. Что это значит? Она отвечает: «Я еду в Кагор». Пьер успокаивается, заставляет себя улыбнуться, говорит так, чтобы всем было слышно: «А я как раз собирался взять на несколько дней отпуск и предложить тебе проехаться туда вместе».

Никто этому не верит.

Она не отвечает. Так и стоит в замешательстве, наверное, с минуту. Потом идет и садится подле Альфонсо, за один столик с ним.

Вот когда я шел обслуживать Клер, я и вспомнил, что они все трое из Кагора, но ни разу за восемь лет, что я их знаю, туда не ездили. И спросил ее: «Ты надолго туда?» Она ответила: «Дней на пять». Потом еще спросил: «А ты давно не ездила в Кагор?» А она: «Да ни разу». И тут же спросила, о чем мы говорили до ее появления, если об этом убийстве, то что именно. Альфонсо ответил, что действительно мы говорили об убийстве, но ничего такого интересного. Вид у нее был совсем чудной, даже хуже, чем обычно. Мне тогда подумалось, может, это из-за присутствия незнакомых людей.

– Она казалась грустной? Измученной?

– Да нет, не сказал бы.

Поскольку речь по-прежнему шла все о том же убийстве – само собой, о чем же нам еще было говорить, прикидывали, сколько поездов проходит каждую ночь через виадук, сколько раз приходилось ходить туда убийце, – она вдруг оборачивается к Альфонсо и спрашивает: «А что, неужели никто ни разу так и не встретил кого-нибудь ночью у виадука?» Альфонсо отвечает: «Во всяком случае, никто об этом не заявлял». Тогда Пьер оборачивается к Альфонсо и так долго-долго, пристально на него смотрит. Потом спрашивает: «А правда, Альфонсо, вот ты, к примеру, неужели ты ни разу не встречал никого ночью у виадука?»

Альфонсо как-то нетерпеливо передернул плечами, сказал, что нет, не встречал и вообще хватит об этом.

С этого момента между нами возникла какая-то неловкость, это точно, тут уж мне не ошибиться. От настойчивости, с какой Пьер и Клер расспрашивали Альфонсо, не встречал ли он убийцу – особенно в присутствии того незнакомого человека, – всем сразу стало как-то не по себе.

Вот в таком смущении мы и продолжаем разговор про убийство.

Говорим, что по домам ходят полицейские. Вчера, к примеру, были у Альфонсо, сегодня утром у меня.

Клер интересуется, а чего они вынюхивают, эти полицейские. Я отвечаю: сперва спрашивают удостоверение личности, а потом требуют объяснить, где находятся члены семьи, которых в тот момент не оказалось дома.

Альфонсо добавляет, что отряд полицейских с собакой с утра разыскивает голову жертвы. «Где?» – спрашивает Клер. «Да там, в лесу», – отвечает Альфонсо.

Потом мужчины еще некоторое время толкуют про это убийство… Не берусь сказать, как долго это продолжалось. Может, с полчаса. Когда мы взглянули на площадь, там уже было совсем темно.

Я говорю, что полиция попросила меня не закрывать кафе и что у нас в Виорне кафе, открытое до полуночи в пустынном, безлюдном городе, – это, должно быть, занятное зрелище. Девица поинтересовалась, а почему полиция попросила не закрывать кафе. Я ответил: «Да из-за этого вечного правила, якобы убийца всегда возвращается на место преступления». – «Что ж, в таком случае, стоит подождать», – заметила девица.

Вот о чем мы толковали в тот вечер.

Ах да, чуть не забыл, был еще момент, когда Клер с Альфонсо разговаривали о чем-то между собой – совсем недолго, всего две-три фразы. Мне удалось уловить слова: страх в Виорне – это сказал Альфонсо. Потом Альфонсо улыбнулся.

Через некоторое время девица подходит к Клер и спрашивает: «А как насчет вашего поезда, мадам, вы не опоздаете?» Клер вздрагивает от неожиданности и недоумевает: «Какого еще поезда?» Но тут же берет себя в руки и – как сейчас помню – отвечает, что поезд на Кагор отправляется с Аустерлицкого вокзала в семь тринадцать утра.

Девица смеется. Мы тоже, через силу.

Девица не отстает, говорит Клер, что та что-то уж чересчур рано собралась в путь. Клер не отвечает.

Потом девица еще спрашивает, красивый ли город Кагор. А Клер по-прежнему молчит, точно в рот воды набрала.

Всем жутко не по себе. Никто не знает, что сказать.

И вот тут вдруг поднимается с места тот мужчина. Подходит к стойке и этак вежливо спрашивает, не откажемся ли мы выпить с ним по стаканчику, он угощает. Я нелюбезно заметил что-то вроде: «Если вы надеетесь что-нибудь из нас вытянуть, то зря теряете время и