хлынула энергия. Она схлестнулась с волей дракона, связала его, подчинила — но лишь немного.

Это не продлится долго.

Вынужденный исполнять команду, дракон замер перед Кессоном словно статуя. Струйки теневого вещества сочились из ноздрей дракона, пыхтящего как кузнечные мехи.

Рел по воде побрел к дракону, пока не подошел на расстояние укуса. Он чувствовал, что ящер продолжает бороться против его заклинания. Если бы Фурлинастиса оставили в покое, то со временем он бы разорвал волшебные оковы. Но Кессон вовсе не собирался оставлять дракона в покое.

— Зверь, я не причиню тебе вреда, — начал Рел, — но тебе придется исполнить то, что хочу я и мой бог.

Услышав эти слова, дракон еще сильнее напрягся — но без толку.

Кессон улыбнулся, протянул руку и положил ее на чешую дракона.

— Это будет несложно, — пообещал Рел и провел пальцами по чешуйке. На ощупь она казалась холодной и гладкой, словно аметист.

— Ты говорил о вторгшемся храме, значит, ты уже знаешь о нем. Посмотри на меня, — приказал он.

Медленно, с ощутимым нежеланием под действием колдовства, Фурлинастис склонял голову, пока его темные глаза не вперились в Кессона. Рел видел, как в них тлеет злоба и ненависть, и подумал, что никогда еще не видел существа, ненавидевшего быть в услужении сильнее чем дракон. И задумался, все ли драконы столь же горделивы?

— Некогда я служил храму, — сказал Кессон, — но потом Бог Теней сделал меня своим Избранным и позволил испить из Чаши. Позднее он благословил меня, преобразив мою плоть, — он поднял руки, чтобы показать дракону темную кожу и окутавшие ее тени, — мою душу, и показав мне этот мир. Конклав демархов счел мою трансформацию знаком прегрешений, а не благословением. Они назвали меня еретиком, — Рел облизнулся и сдержал нарастающий гнев. — И в наказание за глупость я использовал дарованную мне мощь, чтобы переместить храм и всех его обитателей из своего мира в это место, дабы за свое невежество они умерли во мраке. Ты убьешь их.

На это дракон не произнес ни слова.

— Ты хочешь что-то сказать? — спросил Кессон. — Так говори.

Он ослабил узы заклинания достаточно, чтобы освободить язык дракона.

— Человек, убей их сам, — прошипел Фурлинастис, и от силы его вздоха плащ избранного прилип к телу. — Я не…

— Умолкни, — повелел Кессон, оборвав дракона на полуслове.

— Я бы сделал это, если мог, Фурлинастис, — Рел покачал головой и улыбнулся, — но я поклялся никогда прямо не забирать жизни других жрецов — а они в том же поклялись мне. А такие клятвы скрепляют самыми могущественными связывающими заклинаниями, известными моему народу: заклинаниями души. Такие чары нерушимы, их невозможно обойти, если того не желают обе души… — Кессон увидел, что дракон вновь хочет что-то сказать, — Говори.

Фурлинастис процедил:

— Ты говоришь ерунду. Твои заклинания — лишь мелкая магия, которой на сей раз улыбнулась удача. А когда я освобожусь…

— Умолкни, — вновь повелел Рел, и вновь Фурлинастис замолчал. — Дракон, ты никогда не освободишься. Связывающие тебя сейчас чары — это лишь временная мера. А заклинанием души я привяжу тебя к себе… навечно.

Вновь дракон напрягся, пытаясь сбросить заклинание, и злость помогла ему поднять лапу над водой на длину руки. Кессон восхитился силой змия, но знал, что ее недостаточно.

Избранный начал творить заклинание души — пример уникального для его мира типа магии, связывания, питаемого силой собственного духа. Истекающие тенями пальцы проделывали в смрадном воздухе замысловатые жесты, а с губ срывались слова силы, известные лишь жрецам его народа. И когда Рел произнес последнее слово, то ощутил, как его душа раздваивается, почувствовал, как заклинание вытягивает часть его сущности и перебрасывает в дракона. Там она растекалась по душе ящера, словно струйка чернил в ведре воды.

Это стоило Избранному части сил и ослабило его так, что, если бы ему пришлось сражаться с драконом сейчас, то он мог бы и не выстоять.

— Впредь повинуйся мне во всем, — изрек Рел, зная, что его голос бьет по разуму зверя словно молот. — Твоя первая обязанность такова: каждые двадцать четыре часа ты будешь приходить ко мне сюда, чтобы я дал тебе имя жреца из храма. А получив имя, полетишь туда, заберешь названного жреца, не вредя другим, и принесешь его ко мне.

Кессон представил, как на его глазах вероломные братья будут умирать один за другим. Он хотел, чтобы перед смертью демархи осознали, как плохо они поняли волю своего бога.

— По моему деланию ты пожрешь названного жреца или же выпотрошишь его. Ты будешь делать это, пока все жрецы внутри храма не будут мертвы.

Приказать другому убивать не значит нарушить клятву. Он увидит смерть жрецов, хотя и не сможет сам их убить. Кессон знал, что сейчас в храме находятся сорок четыре жреца Бога Теней: тридцать шесть кандидатов и новообращенных и восемь членов конклава. Он начнет с кандидатов.

— Веннит Дар.

Избиение началось с Веннита Дара и продолжалось каждые двадцать четыре часа на протяжении… Сколько же оно длилось? Фурлинастис задумался. Слишком долго — все что он мог понять.

Дракон был не против убийства жрецов. Ему просто было невыносимо осознавать, что человек, Кессон Рел, связал его заклинанием — душевным заклинанием — так, что Фурлинастис готов был даже умереть, дабы исполнить любую команду теурга.

Магия душ. Дракон никогда о ней не слышал и надеялся, что никогда не услышит вновь. Он нуждался, отчаянно нуждался в свободе от заклинания. Фурлинастис, как и все его сородичи, был силой природы, грозой во плоти. А бури не могут склониться перед чужой волей, даже волей теурга.

Но он совершенно не представлял, как можно освободиться от заклинания.

Дракон взревел от гнева, изрыгнув в беззвездное небо порыв испивающего жизнь дыхания. Кипя от негодования, он забил крыльями и воспарил во мраке своего родного плана. Как и всегда, Фурлинастиса окутало облако теней. И имя наполнило его разум, отозвалось в душе, повлекло вперед: Нелм Дисван.

Следующим умрет Нелм.

Айнон бродил по Залу Теней. В шелковой маске, символе веры, он словно задыхался, но Дес боролся с желанием сорвать ее с лица. Он знал, что это стремление вызвано не обычными проблемами с дыханием, а кризисом веры. Бог Теней словно бросил их ради Кессона Рела — еретика, осквернителя Чаши.

Нет, подумал Айнон, тряся головой. Видения не показывали неудовольствия бога, а он и все остальные жрецы — кандидаты, новообращенные и члены