Чёрная книга:

ТЛЕЮЩИЙ РЫЦАРЬ

«Нас питали страхом, чтобы потом мы несли страх в сердца других. Нам причиняли боль, чтобы мы перестали бояться её. Мы часто видели смерть, и она стала нам сестрой. Мы не боимся умереть за свою Родину, за своего Короля!

Мы — Тлеющие Рыцари Долины Пепла»

 

Когда во тьме ночной высоко в небесах,

Мы серебряный видим диск Луны,

И вой волков стоит в ушах,

И смолк уж шум воды,

И не хватало бы беды,

Несчастий с горечью почуять,

Как Он уж скачет, Рыцарь, что без головы,

Но с головой, пусть он и не может думать.

Он едет в поисках Судьбы хоть и на коне,

Но конь тот — и не конь же вовсе.

То ворон, что живёт благодаря извечной Тьме,

И формы принимать любых животных может всех.

В груди, под слоем кожаной рубахи и кольчуги,

Очень глубоко внутри бушует Пламя.

Но Пламя то — лишь порождение вечной муки,

То Пламя Бездны, То лишь смерти знамя.

Охвачен Рыцарь горем и обессилен властью Бездны,

Но Он стремится неустанно за целию своей

Сквозь жертвы, Тьму и заговоры повсеместные,

Сквозь страх, одиночество и тысячи смертей…

И моменты детства так быстро пролетели

Сквозь гнев и грусть,

Что камнем в сердце затвердели

Во мне. И пусть…

Пролог

Ночь. Такая тихая, как и тысяча ночей до этой.

Улица. Такая спокойная ночью и такая бушующая днём.

Я в городе, в котором научился выживать ещё с раннего возраста. Унар Йоркто, город живого пепла, стал мне домом и тюрьмой одновременно. Шатаясь по городским закоулкам, я нередко вынужден искать себе еду среди того, что жители выбрасывают из окон по вечерам, а ночью, когда солнце начинает прятаться за башни Замка Даркиресса, терпеть холод в своём укрытии, находящееся недалеко от городской площади, под мостом…

После жаркого дня ночь была ужасно холодной, но я не замечал холода и боли в теле и шёл домой после очередного дня работы на поле у одного из офицеров городской стражи, который пообещал мне неплохую плату за помощь в посадке мирьина. В итоге, он дал мне немного ильпихов, небольшой кусок прочной ткани и крепкого подзатыльника латной перчаткой. Я не держал обиду на него, ведь именно этот офицер, которого звали Сорн (однажды я подслушал, как он в сторожевой башне хвалил себя за вычищенную до блеска кирасу), был одним из немногих, кто не гнал оборванца побыстрее да подальше.

Была ещё одинокая женщина, живущая в большом каменном доме недалеко от рынка, с тремя маленькими сыновьями и старшей дочерью, которой было почти столько же, сколько и мне. Мать четверых детей не могла усмотреть за ними сама, потому что работала с утра до вечера, а Эйри (так звали старшую дочь) не могла в одиночку следить за младшими братьями, поэтому иногда вдова посылала дочь постоять около высокого железного забора с наконечниками поздно вечером, чтобы та передала мне кусочек бумаги, на котором будет сказано, где и с которого часа мне быть на месте, что делать и во сколько уходить (обычно, когда первые шесть месяцев дул жаркий северный ветер, в письме говорилось о помощи в работе по дому и на кухне и присмотре за братьями, а после того, как с юга начнёт наступать мороз, покрывая город снежным одеялом, а реку Дондур льдом, добавляется ещё уборка веранды и узенькой каменистой тропинки от дома до самой калитки).

По сравнению с обычной пепельной девушкой, у Эйри была необычная внешность: короткие белые волосы, как кость динина, белое, как снег, личико украшал заострённый подбородочек и выделяющиеся на общем фоне зелёные глаза; днём взгляд её был уверенным, но по вечерам, когда она выходила посмотреть на закат, был полон тоски; талия была не слишком тонкая, но и не слишком толстой, ручки были худенькими, а на кистях виднелось большое количество маленьких порезов.

Когда я прихожу за очередным письмом, на её лице всегда появляется небольшой румянец, а на губах играет маленькая улыбка. Я делаю вид, что не замечаю этого, что я прихожу не к ней, а за очередным заданием, но иногда я тоже улыбаюсь ей, и тогда глаза Эйри начинают сверкать большими изумрудами, и мы проводим весь следующий день за обсуждением того, что случилось за последнее время, какие планы появились на ближайшее время и как каждый собирается их претворять в жизнь…

Но вот и знакомый мост, а прямо под ним меня ждёт небольшое укрытие, в котором я вынужден жить, из нескольких сколоченных вместе досок. Внутри пол устлан соломой и сверху она накрыта тканью разных размеров, чтобы тело могло за ночь отдохнуть, а в самом углу стоит небольшая шкатулка, которую я давным-давно стащил прямо из-под носа у пьяного Сорна и в которой теперь храню все накопленные ильпихи. А ещё я собираю небольшие камешки, которые нахожу на берегу Дондура после купания в нём, и кладу их поверх денег...

Быстро положив деньги в шкатулку, я прилёг на солому. Только сейчас я почувствовал, что сильно устал и, свернувшись калачиком, уснул.

Во сне я видел то, что может желать каждый бродяга: горы ильпихов и драгоценных камней, таких красивых, как звёзды в ночном небе; верных друзей, с которыми придётся проститься, когда сон перестанет баловать ум, и прекрасных дев, что готовы согревать для тебя постель каждый день. Одним словом, то, чего нет и не может быть у тех, у кого в судьбе начертано сгинуть в пыли на дороге или под лапами очередного лоргана, везущего в роскошной карете своего хозяина…

Но я не верил, что моя жизнь пройдёт так же, как и у сотен тысяч бедняков в тысячах городах пепельного народа. По крайней мере, я старался в это не верить. Я понимал, что жизнь — это бесконечная борьба, в которой я должен был сначала не дать сломить себя, а позже, когда накоплю сил, уничтожить всё сопротивление и дальше, свободно дыша чистым ветром свободы, менять ход этого боя, как только захочу.

Как порой вера защищает нас от стольких бед и страданий...

Свиток 1