пойти на дракона и помереть по дороге от рук разбойников. Хайме готов был расплакаться с досады, но вместо этого лишь неожиданно зарычал. Вышло так впечатляюще, что вожак замер. На секунду… Хайме попятился.
И тут же звонкий свист у самого уха. Вожак грузно, без единого звука, осел в грязь. Между глаз бесстыдно торчала короткая арбалетная стрела.
Остальные зашевелились, попятились.
— Следующий! — раздалось из-за спины, и Хайме узнал голос Зимородка. Вслед за голосом заскрежетала взводимая тетива.
Желающих больше не нашлось — с парня многого не возьмешь, а связываться с вооруженным опытным человеком им не очень-то хотелось, слишком уж красноречивым оказалось приветствие. Разбойники тихо скрылись в темноте.
Хайме, наконец, выдохнул. Обломок рогатины нервно задергался и едва не выпал из вспотевших от напряжения ладоней. Хайме подумал и бросил — толку-то теперь.
— Спасибо, — он повернулся к спасителю, облизывая губы.
— Шел бы ты домой, — усмехнулся Зимородок, и ни слова больше не говоря, направился к костру.
Нерешительно потоптавшись на месте, Хайме побежал следом.
— Подожди.
Зимородок разрядил арбалет, завернул аккуратно в промасленную тряпицу, уложил на место.
— Есть хочешь? — предложил через плечо.
— Хочу, — Хайме ответил раньше, чем успел все осознать.
Он ел долго и жадно, основательно выскребая кусочком хлеба остатки похлебки из миски, до последней капли. Зимородок сидел напротив, чуть склонив голову на бок и с интересом наблюдал. Хайме старался не встречаться с ним взглядом, было как-то неловко.
— Утром пойдешь домой, — сказал Зимородок, когда парень наелся.
— Не пойду.
Тот удивленно поднял бровь.
— А что будешь делать?
Хайме набрал воздуха в грудь, сжал челюсти, все так же смотря в землю.
— На дракона пойду, — хмуро сказал он.
Зимородок хотел было рассмеяться, но отчего-то передумал.
— У тебя нет оружия и ты совсем не умеешь драться.
Хайме засопел, насупился, объяснять не хотелось.
— Я все равно пойду, — буркнул упрямо.
— Ни зубами, ни когтями драконью шкуру не разорвать, — серьезно сказал Зимородок.
— Какими когтями?
— Своими, — фыркнул тот.
Хайме удивился очень честно, и честно ничего не понял. Какое-то время сидел, переводя взгляд то на Зимородка, то на свои руки. Когти? Да, ногти, конечно, здоровые, не стриженные, с черной грязью во всех местах и заусенцами, но…
— Точно когтей нет? — ехидно поинтересовался Зимородок.
— Точно, — совсем тихо подтвердил Хайме, стало как-то не по себе.
— А хвоста?
Хайме тяжело засопел, не зная — смеяться ли ему или плакать, подтрунивали-то над ним часто, но сейчас выходило иначе, не так… С тоской глянул на Зимородка, отчаянно замотал головой. Тот весело хмыкнул, но к счастью решил оставить когти в покое, только вздохнул серьезно.
— Эх, парень… это верная смерть, — сказал он. — Иди лучше домой.
— За мою смерть дадут десять флоринов, — сглотнув вставший в горле ком, Хайме так и не смог решиться поднять глаза. — Больше я ни на что не годен.
Голос жалобно дрогнул, едва ли не до всхлипа. Столько всего скопилось… Он не видел другого выхода, все испробовал. Не выходит! Если б можно было…
Что-то в лице Зимородка дернулось, напряглось. Он долго хмурился, вглядывался, словно стараясь что-то понять. Что-то свое.
— Рассказывай, — велел наконец.
Хайме поджал губы. Рассказывать не стал.
— Дурак, — отчетливо сказал Зимородок, без усмешки, — сдохнуть ты всегда успеешь, причем только один раз. А потом? Ты подумал?
Хайме отвернулся, покрываясь красными пятнами, стало ужасно стыдно.
— Спи, — устало велел Зимородок, и сам вытянулся рядом, подсунув шапку под голову.