Александр Ветров ТАК И БЫЛО

Глава первая НАКАНУНЕ

В сырой апрельский вечер 1938 года, распростившись с гостеприимным, сверкающим световой рекламой Парижем, мы, группа советских танкистов-волонтеров республиканской Испании, помчались в курьерском поезде к побережью Ла-Манша. Здесь, в гаврском порту, нас ожидал теплоход «Сибирь» под гордым «молоткастым и серпастым» алым флагом, в уютных каютах которого мы вскоре и устроились.

Прощальный гудок, и «Сибирь» отчалила от французского берега. Пошли навстречу свирепствующему ветру и грозе. Особенно сильно штормило в Северном море. Но наш грузопассажирский лайнер-работяга, тяжело переваливаясь с боку на бок, продолжал упрямо разрезать горы волн, держа курс на Балтику.

Несмотря на солидную качку, настроение у всех нас было приподнятым. Ведь после годичного отсутствия мы возвращались в родные края!

В Финском заливе стали готовиться к встрече с Ленинградом. На корабле воцарилось праздничное настроение. Даже погода, казалось, улучшилась. Хотя и тускловато, но засветилось солнышко. Несколько успокоилось и начало принимать присущий ему изумрудный цвет Балтийское море.

Вскоре показалась золоченая мономахова шапка Исаакиевского собора. А еще через час под радостные возгласы собравшихся на палубе «Сибирь» ошвартовалась у безлюдного пирса.

Вечером того же дня «Красная стрела» помчала нас в Москву. А оттуда, как говорится, каждый отправился по своим квартирам. Мне тоже еще предстояло проехать от столицы несколько десятков километров…

В военный городок я и еще несколько сослуживцев попали уже ночью. Поднятая с постели жена от неожиданности едва не лишилась чувств. Затем, плача от радости, рассказала, что вернувшийся перед нами механик-водитель танка Михаил Коровкин доверительно сообщил ей о том, что я тяжело контужен, лежу в барселонском госпитале. А в довершение ко всему передал мой поношенный костюм и белье…

Что ж, Коровкин ничего не придумал. Просто и его рассказ и передача костюма с бельем задержались по времени…

Словом, вскоре жена успокоилась. И, уже смеясь, начала рассказывать о проделках наших шалунов. А затем повела в комнату, где стояли три кроватки сыновей. С волнением вглядывался я в их спящие лица. И особенно — в личико младшего, Вовочки, родившегося вскоре после моего отъезда в Испанию.

Утром я, напевая песенку «По морям, по волнам, нынче здесь, завтра там», вышел вместе с сыновьями на улицу, намереваясь прогуляться в соседнем лесу. И тут увидел невысокую женщину в черном, шедшую навстречу мне, с девочкой лет пяти. Поравнявшись, она остановилась. Произнесла:

— С благополучным возвращением вас, товарищ Ветров!

— Спасибо, — смущенно пробормотал я, узнав в женщине жену механика-водителя Павла Демкина, погибшего там, в Испании, в теруэльском бою…

— А вот мы нашего папочку так и не дождались.

И по щекам Демкиной покатились крупные слезы.

Склонив голову, я стоял перед молодой вдовой, крепко держа за руки враз присмиревших своих сыновей. Чувство глубокой скорби, жалость к ней и даже какой-то необъяснимой вины охватило меня. Ведь это по моей рекомендации в июне прошлого года были отобраны Павел Демкин и другие наиболее опытные механики-водители и командиры танков для поездки на помощь республиканской Испании.

Конечно, принимая такое решение, каждый из нас хорошо понимал, что на войне без потерь не бывает и не всем, естественно, суждено будет вернуться в родные края. Но все-таки каждый подсознательно надеялся, что наши высокоманевренные пулеметно-пушечные «бетушки» не подведут. И вдруг… Имевшаяся в наличии у франкистов довольно мощная немецкая противотанковая артиллерия застала нас буквально врасплох, приведя к значительным первоначальным потерям…

Но как объяснить все это убитой горем матери двоих детей? Чем успокоить ее? Рассказать о том, как умело, самоотверженно и храбро действовали на испанской земле советские танкисты, выручая из беды малоопытную республиканскую пехоту? Что своей коммунистической убежденностью, готовностью поделиться военным опытом с испанскими патриотами они снискали уважение и безграничную любовь трудящихся Испании? Но эта женщина и сама прекрасно знает, что ее муж был настоящим коммунистом и погиб за правое дело. Значит…

Пока я так рассуждал, ища слова утешения, Демкина вытерла платочком слезы, виновато улыбнулась, сказала:

— Ну вот, снова не выдержала, раскисла. Вы уж извините меня, товарищ Ветров. Я и сама все отлично понимаю…

И, простившись, пошла с девочкой дальше. А мне почему-то расхотелось гулять…

На следующий день нас, «испанцев», пригласили в Москву, в Кремль, для вручения правительственных наград.

В сияющем хрусталем люстр и ослепительной белизной Свердловском зале собралось до полусотни военных в авиационной и танковой форме, а также мы, еще не успевшие переодеться из штатского. Слышались негромкие возгласы приветствия, смех…

И вдруг стало тихо. В зал, опираясь на свою трость, вошел Михаил Иванович Калинин, за ним — секретарь Президиума Верховного Совета СССР А. Ф. Горкин. Он нес большой портфель.

Все находившиеся в зале поднялись со своих мест, дружно зааплодировали, приветствуя Всесоюзного старосту.

За те четыре года, что прошли после памятной мне кремлевской встречи выпускников военных академий с руководителями партии и правительства, на которой я впервые близко видел М. И. Калинина, он сильно изменился — похудел, сгорбился, бородка стала совсем белоснежной. Но добрые, несколько усталые глаза по-прежнему излучали тепло и ласку.

Тем временем А. Ф. Горкин, подойдя к большому, покрытому зеленой скатертью столу, развернул красную сафьяновую папку и ровным, негромким голосом зачитал Указ Президиума Верховного Совета СССР о присвоении звания Героя Советского Союза группе летчиков и танкистов.

Названные начали подходить к столу, и Михаил Иванович вручал им ордена Ленина и грамоты Президиума Верховного Совета СССР.

Вот, красный от смущения, к М. И. Калинину подошел коренастый танкист, механик-водитель П. А. Семенов. Я знаю его. Это ведомый им танк в тяжелом бою под Сарагосой, круша огнем и гусеницами пехоту и огневые точки противника, глубоко вклинился в тыл фашистов. Но здесь подорвался на мине…

В течение многих часов героический экипаж отбивался от окруживших его врагов. И глубокой ночью, воспользовавшись оплошностью фашистов, П. А. Семенов с товарищами покинул танк, незаметно проскользнул