Ольга Шумяцкая …И другие глупости

Большая беготня с тремя препятствиями, прологом и эпилогом

Участники забега

Три закадычные подружки:

Мышка

Мурка

Мопси

Их мужья:

Настоящий Джигит

Лесной Брат

Большой Интеллектуал

Мужчины, которые встречаются на их пути:

Северный Олень

Ковбой Мальборо

Молодой Литератор

Миленький Мишенька

Первый Блин

Звездный Мальчик

Белокурый Ангел

Их дети:

Ребенок Машка

Ребенок Кузя

Их звери:

Кот Коточка

Боксер Лео

Малый пудель Найджел Максимилиан

Септимус лорд Виллерой

А также:

Тетя Дора

Крупный Специалист

Кофточка

Дядя Ваня

Тетя Маня

Дедушка из 5-го подъезда

Профессор Мендельсонов

Соседка Клава

Соратница Ленина

Джонни

Наглый Официант

Старушка Викентьевна

Собака Клепа

Щенок Федя, он же Фердинанд

Колян

Соседи Бражкины

Тяпа

И еще:

Масса никому не нужных персонажей, которые к описанным событиям никакого отношения не имеют, а только путаются под ногами и мешают героиням поедать яблочный пирог в кафе на Тверской. Чтобы эти персонажи не очень скакали по сюжету и не слишком высовывались, пришлось загнать их в жесткие рамки и придумать маленькие лирические отступления.

Пролог

Как я хотела стать писателем и что из этого вышло

Большие потрясения ведут к большим переменам. Это я вам точно говорю. Если бы я не выменяла эту квартиру, если бы не пригнала в нее толпу чумазых мужиков, которые разрушили стены, выкорчевали унитаз, выдернули из стен провода и сняли скальп с пола, так вот, если бы я всего этого не сделала, у нас были бы деньги. А если бы у нас были деньги, мы с мужем, большим, между прочим, интеллектуалом, не поехали бы в заштатный отель заштатного городка где-то на задворках Испании. В этом отеле на ужин давали жареную кильку, выдавая ее за жареную креветку, а бассейн располагался прямо на проезжей части. Мы лежали на лежаках, а мимо шли машины и пыхали нам в нос своим вонючим пыхом. Еще по утрам надо было в обязательном порядке бежать на соседнюю автобусную остановку, набиваться в автобус, как те самые жареные кильки, и гнать с экскурсией в Барселону — солнечную столицу моих мигреней. Множество людей мне говорило, что Барселона — город их мечты. А вот у меня Барселона — город мигреней. То ли от этой Барселоны, то ли от этих килек, то ли от этих пыхов, но к концу первой недели я подхватила какую-то испанскую заразу и благополучно слегла. Тут, впрочем, надо знать моего мужа, большого, между прочим, интеллектуала. Как только я слегла, он в срочном порядке выехал в соседний городишко, взял напрокат машину и составил подробный план нашего путешествия по Испании и югу Франции. Тут еще раз надо знать моего мужа, который если что решил, то выпьет обязательно. От этого плана он не отступал в буквальном смысле ни на шаг, таская меня на себе как куль с картошкой, так как передвигаться самостоятельно я не могла. И мы действительно объездили всю Северную Испанию и выехали на юг Франции — и там его тут же оштрафовали на какую-то фантастическую сумму за неправильную парковку, а меня стошнило в первом же кафе. И нам даже удалось вернуться в Москву, где испанская зараза разыгралась с такой нечеловеческой силой, что я легла в постель и пролежала три месяца. Все три месяца меня сильно мутило, поэтому я ничего не ела, а только пила апельсиновый сок из трубочки. А без трубочки пить не могла, потому что без трубочки в организм попадает воздух и этот организм начинает еще больше мутить. Смотреть я тоже ни на что не могла, кроме как на один мексиканский сериал, который сильно поддержал меня в трудную минуту. Там шла речь о девушке по имени прекрасная Пакита. Но мой муж упорно называл ее Пекинессой. И вот лежу я с трубочкой во рту, Пекинессой в глазах и тремя вопросами в голове: 1) как меня угораздило выйти замуж за это бесчувственное бревно? 2) какого черта я приволокла домой малого пуделя Найджела Максимилиана Септимуса лорда Виллероя, который, несмотря на мое тяжелое состояние, валяется на кровати и не дает мне вытянуть ноги? 3) почему люди не летают как птицы? Лежу и не могу ответить ни на один из них.

А через три месяца, когда я поднялась, то села к столу и моментально написала три рассказа. В одном речь шла о моих близких родственниках, в другом о моих близких друзьях, а в третьем о малом пуделе. Прочитав их, мама сказала, что родственников у нас больше нет, даже не надейся, и друзей тоже нет, такое не прощают, и если бы пудель умел читать, то пуделя у нас тоже бы не было, потому что подобное количество гадостей на один квадратный сантиметр она видит впервые, так что лучше это никому не показывать, но ты не расстраивайся, это ничего, это пройдет, это, наверное, лекарственная интоксикация, это, наверное, из тебя ядохимикаты выходят, не лучше ли померить темпера туру? Да, и трубочка! Непременно попей соку из трубочки!

После маминой рецензии я свои рассказы запрятала поглубже в стол, попила соку и успокоилась. Но что-то там, в моей голове, сместилось. Что-то там стало происходить и даже рваться наружу. И это сильно всех пугало. В принципе такое бывает. Одна известная писательница — имен называть не будем — тоже после тяжелой продолжительной болезни вдруг стала писательницей, потому что раньше, до болезни, она писательницей не была, только известной. А так как меня ни до, ни после болезни никто не знал, мне было легко оправдывать надежды, которые на меня никто и не возлагал. В общем, дело закрутилось. Оказалось, что внутренние резервы организма поистине неисчерпаемы и непредсказуемы. Никогда не угадаешь, откуда что берется. Особенно человеческий мозг дает в этом смысле много пищи для размышлений.

Однажды мы с мужем, большим, между прочим, интеллектуалом, сидели в Останкинском телецентре и выпивали по чашечке кофе в кафе «Кофемакс». По радио крутили песенки из последнего альбома Земфиры. «Замороженными пальцами в отсутствие горячей воды, заторможенными мыслями в отсутствие, конечно, тебя», — пела Земфира.

— Неправильная какая строчка, — сказала я. — Я бы спела «замороженными пальцами в отсутствие горячей воды, замороженными мыслями в отсутствие горячей еды».

— Поэтому ты и не Земфира, — злобно буркнул муж. Он не доверял моим мыслительным парадоксам.

— А представляешь, — продолжила я, — человек не получает никакой горячей