Язык блатных Язык мафиози Энциклопедический синонимический словарь

По эту сторону зла Слово к читателю

Великий немецкий мыслитель, один из основоположников «философии жизни» Фридрих Ницше (1844–1900 гг.) за четырнадцать лет до начала нашего безумного, сатанински преступного века издал удивительно пророческий труд «По ту сторону добра и зла». Несколько поколений советских людей, увы, ознакомиться с ним возможности не имели. Однако как ни тщились красные ниспровергатели всего и вся наперегонки ошельмовать все, что диссонировало стальному духу закалки «нового человека», не удалось, да и не могло удаться, низвергнуть Ницше. Ибо бессмертны истины в устах мудрецов. И не могут люди, по извечной природе своей, массово согласиться на роль безликой интернациональной массы. И если уж «мы — не рабы», потому как «рабы — немы», то мы и не безгласные «винтики», что убедительно, пусть и с затянувшимся на десятилетия «испытательным сроком», продемонстрировала мать-История. Под крылами ее все мы — равно ранимые дети.

Базельский прозорливец в фолиантовой тиши профессорского кабинета мечтал о сильной личности, о грядущем «человеке будущего». И не его вина, что идеи его извратили фашиствующие молодчики. Ответственны и подсудны идеологи. Вот в чем соль. Недаром в Украине от рода к роду передается присказка: «конi не виннi».

Именно потому, наш пытливый, наш вдумчивый читатель, я позволил себе перефразировать Ницше в заголовке предшествующих книге заметок. Именно затем, чтобы мы сущие, и мы грядущие наконец-то сбросили с себя навешенные на нас догматы эклектических «разносолов» типа: «есть две культуры в каждой национальной культуре»; то же о двух обязательно противоборствующих мирах и проч., и проч. Именно дабы осознали, что сей мир суетный един во всем своем многообразии. И мы в нем — не константны в чинах, званиях, заслугах. Помните слова поэта о судьбе: «то вознесет его высоко, то бросит в бездну без следа»? А пращуровское — «от тюрьмы да от сумы не зарекайся» помните? И помните, прониклись ли Господним: «Се — человек»? Всегда. В любой ипостаси. Человек!

Вот почему вместе с моим большим другом Олегом Хоменко, известным украинским писателем-публицистом, лауреатом Республиканской премии имени Ярослава Галана, победителем ряда престижных конкурсов, посвященных благороднейшей для каждого литератора теме — теме человека и человечности, проделавшим огромную работу по сбору, составлению и подготовке к изданию предлагаемого Словаря, мы обращаемся прежде всего к вам — законопослушные граждане нашей молодой державы. Равно, как и иных стран, если у них возникнет интерес к предлагаемому труду.

Нет, не пособие для «воров в законе», «блатных», мафиозных «авторитетов» и «гиен» в ваших руках. «Пороки усваиваются и без учителей». Эту закономерность открыл почти ровесник Иисуса Христа (на четыре года старше сына Божьего) хрестоматийный древнеримский философ и писатель Луций Анней Сенека. Нам же, находящимся «по эту сторону», не худо бы знать о них поболее. Чтоб остеречься. «Знал бы где упадешь, соломки бы постелил», — поучительно говаривали наши деды и отцы. А им, как известно, ума было не занимать-стать.

Впрочем, вот характерный пример.

Еду я как-то по своим милицейским делам пригородной электричкой в штатском платье, но при удостоверении и оружии. Последнее — фронтовая привычка. Вагон переполнен. Приходится стоять. Рядом — девчушка. Светленькая такая — одуванчик и только. Одной ручонкой держится за скобу на сиденьи, на другой, полусогнутой, — лукошко. Соображаю — вчера прошумел дождь. Значит, собралась по грибы. Платьишко на девчушке дешевенькое, самодельное. Прикидываю: отец, по всей видимости, пьяница, профессия матери не ахти какая, вот дочка тайком и выбралась в лес. Собрать грибков, ягодок… Все маме подмога. И глаза у белянки грустные такие, ну безысходно грустные…

Забегая несколько наперед, скажу, что мой «прогноз» в общих чертах впоследствии подтвердился. Тогда же боковым зрением на сиденьи слева увидел двух довольно прилично одетых мужчин. Развалились этак, знаете, вальяжно, кумовья королю да и только. Собирался уже сделать им замечание, дескать, уступили бы место, господа хорошие, не мне, хоть девчонке. Но тут услышал разговор этих двоих. Нормальная тональность. Разве что несколько заторможена мимика. И — язык-перевертыш. Ясное дело, сленга их, так им представлялось, никто не понимает. А говорили они вот что:

— Так что, закадила, залепим потворку? — слегка наклонился тот, что был поближе к девчушке.

— Барн бы потварить чуву. Накайфосимся по хлопалки, — согласился второй.

— Законно, киней, — прищелкнул языком первый.

Второй метнул на меня короткий взгляд, передернул плечом:

— Жуковатый босна кнут, да фуцен. Шнивол — потеховый кент…

Такой же короткий, резкий, как удар хлыста, взгляд первого. И презрительно шипящее:

— Не жухарись. Брызни лупатками. Ерик — черт из чистой воды.

— Тогда — по-рыхлому, — осклабился второй.

— На водопадне и подрузделим, — сыто рыгнул первый.

Не доезжая двух остановок до станции «Спартак», девчушка-одуванчик стала пробираться к выходу. Двое, не торопясь, но властно, перед ними расступались, потянулись за ней. Я, нарочито прихрамывая, — за ними.

Электричка взвизгнула и укатила. Девчушка засеменила к лесу.

Двое, в обхват, метнулись за ней. На меня и не оглянулись — «кандыба ерик»…

Истошный девичий крик осколком резанул по сердцу. Я знал, что они не успеют. Знал, что успею я.

Оружие, к счастью для тех двоих, не понадобилось. После Ленинградской блокады я топал до Берлина в морской пехоте. Всякое случалось. Бывало и пожестче.

Я взял их, с финками, голыми руками. Кстати, оба были рецидивистами, числились в розыске.

А договаривались они, в переводе с блатного арго, вот о чем:

— Так что, дружище, изнасилуем? — первый.

— Хорошо бы изнасиловать. Наблаженствуемся по уши, — второй.

— Договорились, друг, — первый.

— Смышленый ты парень, да деревенский. Рядом — близкий человек, — второй.

— Не бойся. Посмотри. Старик — безвредный, — первый.

— Тогда по-быстрому, — второй.

— На станции и поработаем усердно, — первый.

…Такая вот недолга. На меня негодяи и не оглянулись.

На их «фене» я — хромой старик. Ну, а если б не я? Если б не владение этой самой «феней»? Изломали бы жизнь человеческую. И, кстати, доселе ломают. Нередко с использованием все той же «фени», именуемой еще «блатной музыкой».

Так что, может, заткнем уши и закроем глаза? Уподобимся страусам? Ах-ах, какой пассаж… Какая