Литвек - электронная библиотека >> Зигмунд Янович Скуинь >> Советская проза >> Внуки Колумба

Внуки Колумба

I

У заводских ворот Липст Тилцен остановился.

«Требуются на постоянную работу: фрезеровщики, электрики, маляры, грузчики…»

Список длинный. Липст перечитывал его снова и снова, как стихотворение, которое задали выучить наизусть. Объявление величиной с дверь намалевано на жести. Его водрузили не на день и не на неделю.

За оградой видны новые корпуса, подведенные под крышу стены. Белеют стропила.

«Требуются на постоянную работу…»

Липст Тилцен переминается с ноги на ногу, потом засовывает руки в карманы поношенного пальто и решительно шагает к приоткрытой калитке — она по соседству с воротами.

Узкое помещение, похожее на коридор. Электрические часы показывают двадцать минут двенадцатого. У потолка красновато светится лампочка. На стенах плоские шкафчики; за стеклянными дверцами аккуратные ряды пронумерованных металлических жетонов.

«Точно коллекция бабочек», — подумалось Липсту.

На звук шагов из соседней комнаты высунул голову и сладко зевнул седоусый старичок.

— С добрым утром! — сказал Липст.

— Утро с утра было, — хитро подмигнул старичок. — А сейчас дело идет к обеду. На работу надо выходить вовремя. Ступай-ка, парень, в отдел кадров!

— Спасибо! Скажите, а где он? Мне как раз туда и нужно…

Старичок подозрительно уставился на Липста и напустил на себя сугубую официальность.

— В отдел кадров вход с улицы. Следующий дом, первая дверь налево.

Липст направился к выходу. «Вот черт усатый! В Академии художеств ему за эти усищи платили бы по десятке в час!»

Снова улица. Опять коридор. Дверь. Начальник отдела кадров, сухощавый смуглый человек, восседал за громадным письменным столом. Липст тотчас перевел взгляд на свои ботинки и стал пристально изучать обитые носки.

— Присаживайтесь… По какому делу, молодой человек?

— Я хочу работать. Прочел объявление и подумал…

Взгляд Липста отважился подняться до уровня настольного стекла. Обычные для служебного стола предметы здесь в непонятно большом количестве, точно на складе: три телефонных аппарата, две чернильницы, множество письменных принадлежностей, груда папок с делами.

— Очень приятно… Рабочие нам нужны. Специальность есть?

Липст спохватился, что все еще не снял кепку, сдернул ее с головы и провел ладонью по черным волосам.

— Нет.

— Гм-м… Ну, ничего. Специальность можно приобрести. Труд, молодой человек, не только специальность — он и ордена приносит. В Риге прописаны?

— Прописан, — Липст достал паспорт и протянул над столом.

Тут он во второй раз посмотрел на начальника. Его лицо выражало полнейший покой. Тем не менее Липст оставался начеку. Ведь главная опасность еще впереди!

И вот гром грянул — Липст отчетливо видит это по глазам, носу, лбу смуглого человека за столом. Ничего особенного не произошло. Улыбка на лице начальника пока держится прочно, несмотря на то, что паспорт Липста уже открыт на первой странице, где предательски записан год рождения: 1940.

— Так сколько же вам лет?

— Семнадцать с половиной. В апреле будет восемнадцать.

— Х-м-м-м. Да-а, — человек за столом выразительно развел руками. — В таком случае вам, к сожалению, придется подождать. Немного, только до апреля.

Вот они, роковые слова, которых Липст больше всего боялся, хотя втайне надеялся, что на этот раз их не услышит.

Липст мял в руках кепку: «Значит, и здесь то же самое…»

— А может, все-таки… Вам же нужны рабочие…

— Молодой человек, поймите… — лицо начальника стало вдруг утомленным и скучным. — По закону подросткам разрешается работать только шесть часов. Ну, посудите сами, какие это рабочие? Завод должен выполнять план. Задание громадное, от нас требуют… Попытайтесь где-нибудь еще, где нет такого напряженного плана. Поймите, мы ведь не можем путать смены, давать станкам простаивать по два часа. У нас уже с полсотни несовершеннолетних, да еще из школ приходят на практику.

Начальник нудно объясняет, почему велозавод сейчас не нуждается в Липсте Тилцене. Все это можно сказать коротко и просто. Однако начальник, как видно, питает особое пристрастие к разъяснительной работе. Он желает, чтобы человек осознал…

Липст не слушает. Все эти аргументы он выучил за последние дни наизусть.

«Значит, и здесь то же самое…»

Стол начальника отдела кадров огромен. Покрыт зеркальным стеклом. «Стеклом? — думает Липст. — А может, это вовсе и не стекло. Может, лед. Тонкая корка льда».

— Вот так, молодой человек. Жаль, весьма жаль…

Начальник поднялся.

— Тогда извините. Нельзя так нельзя…

— Желаю успеха! Всего наилучшего!

Улица. Толчея. Мелкий октябрьский дождик.

Липст купил пачку сигарет и закурил. Горький дым ест горло. А может, дело вовсе не в дыме?

«Куда теперь?» — спрашивает себя Липст.


Три года назад он окончил седьмой класс и поступил в художественное училище. С детских лет Липсту твердили:

— Как ты замечательно рисуешь! Как ты здорово владеешь красками! У тебя талант! Тебе надо обязательно учиться на художника…

Иных увлечений у него не было, и он решил стать живописцем. Красивые иллюзии постепенно утратили первоначальную прелесть. Оказалось, на первых курсах художественного училища живописью почти не занимаются. Какую-нибудь идиотскую вазу рисуют неделю напролет. Потом эту же самую вазу кладут набок и снова рисуют всю неделю.

Нет, это не могло увлечь нетерпеливого Липста.

Талант? Быть может, и в самом деле после долгих и тщательных поисков у Липста удалось бы обнаружить некую крупицу таланта. Но так или иначе, а десятки других учеников рисовали лучше, вернее, ярче, своеобразнее, с бóльшим увлечением, чем он. Липст не испытывал ни малейшей радости, он понимал, что совершил ошибку.

…Это случилось недели две назад. По пути из училища домой Липст вдруг увидал на другой стороне улицы Юдите. Древняя Бастионная Горка пылала осенним багрянцем. Ветер гнал волны позолоченных листьев по асфальтовым дорожкам. Мягкое осеннее солнце то выныривало, то пряталось в низких, серых октябрьских тучах. У Липста внезапно свело колени, словно от удара электрическим током. И сразу не стало ни Бастионной Горки, ни бульвара, ни гонимых ветром листьев. Была только Юдите, такая, какой он помнил ее с того вечера. Выше сосен возносили их качели. На волнах Киш-озера колыхались лодки. Они танцевали под гирляндами цветных лампочек, и оркестр тихо наигрывал:

На Волге широкой,
На стрелке далекой
Гудками кого-то зовет пароход,
Под городом Горьким,
Где ясные зорьки,
В рабочем поселке подруга живет…
На трамвайной остановке толпился народ. Липст хотел спросить Юдите,