видимо-невидимо ее.

Стал мужик Мишкину долю — ботву — срезывать, вороха навалил с гору, а свою репу на возу домой свез. И медведь пошел ботву в лес таскать, всю перетаскал к своей берлоге. Присел, попробовал, да, видно, не по вкусу пришлась!..

Пошел к мужику, поглядел в окно; а мужичок напарил сладкой репы полон горшок, ест да причмокивает.

«Ладно, — подумал медведь, — вперед умнее буду!»

Медведь пошел в лес, залег в берлогу, пососал, пососал лапу, да с голодухи заснул и проспал всю зиму.

Пришла весна, поднялся медведь, худой, тощий, голодный и пошел опять набиваться к соседу в работники — пшеницу сеять.

Справили соху с бороной. Впрягся медведь и пошел таскать соху по пашне! Умаялся, упарился и стал в тень.

Мужичок сам поел, медведя накормил, и легли оба соснуть. Выспавшись, мужик стал Мишку будить:

— Пора-де вдругорядь перепахивать.

Нечего делать, принялся Мишка, за дело! Как кончили пашню, медведь и говорит:

— Ну, мужичок, уговор лучше денег. Давай условимся теперь: на этот раз вершки твои, а корешки мои. Ладно, что ли!

— Ладно! — сказал мужик. — Твои корешки, мои вершки!

Ударили по рукам. На другой день пашню заборонили, посеяли пшеницу, прошли по ниве бороной и еще раз тут же помянули, что теперь-де медведю корешки, а мужичку вершки.

Настала пора пшеницу убирать; мужик жнет не покладаючи рук; сжал, обмолотил и на мельницу свез. Принялся и Мишка за свой пай; надергал соломы с корнями целые вороха и пошел таскать в лес к своей берлоге. Всю солому переволок, сел на пенек отдохнуть да своего труда отведать. Пожевал соломки — нехорошо! Пожевал корешков — не лучше того!

Пошел Мишка к мужику, заглянул в окно, а мужичок сидит за столом, пшеничные лепешки ест, бражкой запивает да бороду утирает.

«Видно, уж моя такая доля, — подумал медведь, — что из моей работы проку нет: возьму вершки — вершки не годятся; возьму корешки — корешки не едятся!»

Тут Мишка с горя залег в берлогу и проспал всю зиму, да уж с той поры не ходил к мужику в работу. Коли голодать, так лучше на боку лежать.

КОТ И ЛИСА

Жил-был мужик, у него был кот, только такой шкодливый, что беда! Надоел он мужику. Вот мужик думал-думал, взял кота, посадил в мешок, завязал и понес в лес. Принес, бросил его в лесу: пускай пропадает! Кот ходил-ходил и набрел на избушку, в которой лесник жил. Залез на чердак и полеживает себе, а захочет есть — пойдет по лесу птичек да мышей ловить, наестся досыта и опять на чердак. И горя ему мало!

Вот однажды пошел кот гулять, а навстречу ему лиса, увидала кота и дивится: «Сколько лет живу в лесу, а такого зверя не видывала». Поклонилась коту и спрашивает:

— Скажи, добрый молодец, кто ты таков, каким случаем сюда зашел и как тебя по имени величать?

А кот вскинул шерсть свою и говорит:

— Я из сибирских лесов прислан к вам бурмистром^[2], а зовут меня Котофей Иванович.

— Ах, Котофей Иванович, — говорит лиса, — не знала про тебя, не ведала; ну, пойдем же ко мне в гости.

Кот пошел к лисице; она привела его в свою нору и стала потчевать разною дичинкой, а сама выспрашивает:

— Что, Котофей Иванович, женат ты или холост?

— Холост, — говорит кот.

— И я, лисица, девица, возьми меня замуж.

Кот согласился, и начались у них пир да веселье.

На другой день отправилась лиса добывать припасов, чтобы было чем с молодым, мужем жить, а кот остался дома. Бежит лиса, а навстречу ей попадается волк:

— Здравствуй, лисица-девица! Где ты, кума, пропадала? Мы все норы обыскали, а тебя не видали.

— Я прежде была лисица-девица, а теперь замужняя жена.

За кого же ты вышла, Лизавета Ивановна?

— Разве ты не слыхал, что к нам из сибирских лесов прислан бурмистр Котофей Иванович? Я теперь бурмистрова жена!

— Нет, не слыхал, Лизавета Ивановна. Как бы его посмотреть?

— У! Котофей Иванович у меня такой сердитый: коли кто не по нем, сейчас съест! Ты смотри приготовь барана да принеси ему на поклон: барана-то положи, а сам схоронись, чтобы он тебя не видал, а то, брат, туго придется!

Волк побежал за бараном.

Идет лиса, а навстречу ей медведь:

— Здравствуй, лисица-девица!

— Что ты, косолапый Мишка, я прежде была лисица-девица, а теперь замужняя жена.

— За кого же ты, Лизавета Ивановна, вышла?

— А который прислан к нам из сибирских лесов бурмистром, зовут Котофей Иванович, за него и вышла.

— Нельзя Ли посмотреть его, Лизавета Ивановна?

— У! Котофей Иванович у меня такой сердитый: коли кто не по нем, сейчас съест! Ты ступай приготовь быка да принеси ему на поклон; волк барана хочет принести. Да смотри быка-то положи, а сам схоронись, чтобы Котофей Иванович тебя не увидел, а то, брат, туго придется!

Медведь пошел за быком.

Принес волк барана, ободрал шкурку и стоит в раздумье, смотрит, а медведь быка тащит.

— Здравствуй, брат Михайло Иванович!

— Здравствуй, брат Левон! Что, не видал лисицы с мужем?

— Нет, брат, давно дожидаю.

— Ступай зови.

— Нет, не пойду, Михайло Иванович! Сам иди, ты посмелей меня.

— Нет, брат Левон, и я не пойду.

Вдруг, откуда ни взялся, бежит заяц. Медведь как крикнет на него:

— Поди-ка сюда, косой!

Заяц испугался, прибежал.

— Ну что, косой пострел, знаешь, где живет лисица?

— Знаю, Михайло Иванович!

— Ступай же скорей да скажи ей, что Михайло Иванович с братом Левоном Ивановичем давно уж готовы, ждут тебя-де с мужем, хотят поклониться быком да бараном.

Заяц пустился к лисе во всю свою прыть. А медведь и волк стали думать, где бы спрятаться. Медведь говорит:

— Я полезу на сосну.

— А мне что же делать? Я куда денусь? — спрашивает волк. — Ведь я на дерево ни за что не взберусь, Михайло Иванович! Схорони, пожалуйста, куда-нибудь, помоги горю.

Медведь положил его в кусты и завалил сухим листьём, а сам влез на сосну, на самую макушку, и поглядывает, не идет ли Котофей с лисой. Заяц между тем прибежал к Лисицыной норе, постучался и говорит лисе:

— Михайло Иванович с братом Левоном Ивановичем прислали сказать, что они давно готовы, ждут тебя с мужем, хотят поклониться вам быком да бараном.

— Ступай, косой, сейчас будем.

Вот идет кот с лисой. Медведь увидал их и говорит волку:

— Ну, брат Левон Иванович, идет лиса с мужем; какой же он маленький!

Пришел кот и сейчас же бросился на быка, шерсть на нем взъерошилась, и начал он рвать мясо зубами и лапами, а сам мурлычет, будто сердится:

— Мало, мало!

А медведь и говорит:

— Не велик, да прожорист, нам четверым не съесть, а ему одному мало; пожалуй, и до нас доберется!

Захотелось волку