- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (71) »
Внешние Спутники, молодые и, само собой, относительно слаборазвитые, закупали семьдесят процентов продукции транспортной отрасли промышленности Внутренних Планет. Джонт с этим покончил. Они также закупали девяносто процентов коммуникаторов, произведенных на Внутренних Планетах. Джонт и это обессмыслил. В итоге поток сырья с Внешних Спутников на Внутренние Планеты полностью пересох.
Крах торговли, естественно, привел к трансформации экономической войны в реальную. Картели Внутренних Планет отказывались отгружать Внешним Спутникам промышленное оборудование, стремясь защитить себя от конкуренции. Внешние Спутники в ответ конфисковали все планеты, расположенные поблизости, разорвали договоренности о взаимном признании патентов и отчислении авторских гонораров… и тут началась война.
То был век фриков, монстров и гротескных выходок. Мир изменился — зловещим и завораживающим образом. Приверженцы Классицизма и Романтизма, ненавидевшие свое время, не уделяли внимания росткам потенциального величия двадцать пятого века. Они оставались слепы к холодному сиянию фактов эволюции. Прогресс рождается из слияния-столкновения антагонистических крайностей, когда браком сочетаются вопиющие фрики. Классицисты и Романтики одинаково проглядели приближение Солнечной системы к рубежу взрывоподобного качественного перехода, который способен был трансформировать человечество и сделать людей повелителями Вселенной.
Вот на таком бурлящем историческом фоне двадцать пятого столетия начинается история возмездия Гулливера Фойла.
Он был Гулливером Фойлом, помощником механика третьего класса, тридцати лет от роду, крепкого телосложения и вспыльчивого нрава. Он дрейфовал в космосе уже сто семьдесят дней. Он был Гулли Фойлом, смазчиком, уборщиком, бункерным грузчиком. Чересчур легкомысленный, чтобы о чем-то тревожиться, слишком туповатый, чтобы чему-то радоваться, слишком пустой, чтобы с кем-то дружить, чересчур ленивый, чтобы в кого-то влюбиться. Летаргическое состояние его характера хорошо иллюстрируется записью в официальном реестре Торгового флота:
ФОЙЛ, Гулливер, л/д AS-128/127:006
Образование: нет
Особые навыки: нет
Личные качества: нет
Рекомендации: нет
Краткая характеристика сотрудника. Человек физически сильный, с недюжинным интеллектуальным потенциалом, развитие тормозится недостатком амбиций. Личностная энергия в минимуме. Стереотипный Обычный Человек Непредвиденный шок способен его пробудить, но психологам не удалось подыскать к нему ключика. Для повышения по службе не рекомендуется. Развитие личности зашло в тупик.
Он действительно зашел в тупик. Он плыл по течению жизни тридцать лет, словно броненосец, ленивый и ко всему безразличный, Гулли Фойл, стереотипный Обычный Человек. Теперь, однако, он дрейфовал в космосе сто семьдесят дней, и ключ к его пробуждению уже был вставлен в замочную скважину. Вот-вот он повернется и откроет дверь для нового холокоста. Космический корабль «Кочевник» завис примерно на полпути между Марсом и Юпитером. Какая бы катастрофа с ним ни стряслась, ясно было одно: нечто вроде тонкой стальной ракеты, длиной сто ярдов и шириной сто футов, врезалось в него и содрало всю обшивку, оставив скелет, на котором хаотично болтались фрагменты кают, палуб, переборок и поручней. Огромные дыры в корпусе пропускали яростный солнечный свет с одной стороны и льдистый звездный — с другой. «Кочевник» висел в недвижной невесомой пустоте, между слепящим солнцем и непроглядной тьмой, вымороженный и безгласный. Искореженный корабль заполняли плавающие в невесомости мертвенно-стылые обломки, что придавало его внутренностям сходство с моментальным фотоснимком какого-то взрыва. Гравитационное притяжение обломков, хоть и незначительное, постепенно собирало их в более крупные кластеры, а те временами растаскивал, расчищая себе путь, единственный выживший в катастрофе. Звали его Гулливер Фойл, личное дело AS-128/127:006. Он ютился в единственном помещении на борту полуразрушенного судна, откуда еще не вышел воздух, а именно — в шкафчике для инструментов, что в коридоре, ведущем на главную палубу. Шкаф был размерами четыре на четыре на девять футов и походил на довольно большой гроб. Шестью веками раньше на Востоке считалось весьма изощренной пыткой поместить человека в клетку таких размеров на несколько недель. А вот Фойл провел в ней — в полной темноте — уже пять месяцев, двадцать дней и четыре часа. — Кто ты? — Гулли Фойл, таково мое имя. — Где ты? — Мне приютом — небесная твердь. — Откуда ты? — С Терры жизнь от рожденья влачу я. — Куда ты направляешься? — А цель у меня — только смерть. На сто семьдесят первый день битвы за жизнь Фойл в очередной раз ответил на эти вопросы и пришел в себя. Сердце его молотом колотило в грудную клетку, глотка пересохла. Он потянулся через тьму к воздушному баллону, с которым делил гроб, и проверил его. Баллон оказался пуст. Следовало немедленно притащить новый. Итак, день начнется с очередного поединка со смертью. Это Фойл воспринял с тупой готовностью. Он обшарил полки шкафа и нащупал там продранный скафандр. Других на борту «Кочевника» не было. Фойл уже не помнил, где и как он обнаружил этот. Дыру он залатал герметизирующим спреем, но способа заново наполнить кислородом или заменить баллоны на спине скафандра не нашел. Фойл влез в скафандр. Туда вместе с ним проникло ровно столько воздуха из шкафа, чтобы хватило на
Глава 1
Он умирал уже сто семьдесят дней и все же не был мертв. Он сражался за жизнь с яростью зверя, угодившего в ловушку. Он был в умопомрачении, гнил заживо, но время от времени примитивный его разум восставал из пылающего кошмара битвы за выживание и обретал некое подобие нормальности. Тогда вздымал он ничего не выражавшее лицо свое к Вечности и бормотал: — Ну что такое со мной-то? Помогите, ядреные боги! Помогите, и всё. Богохульство ему легко давалось: так он говорил всю свою жизнь. Он рос в сточной канаве двадцать пятого столетия и привык изъясняться языком помоек. Из всех отбросов общества он казался наименее ценным и обладал наибольшими шансами выжить. Он цеплялся за жизнь и молился, пользуясь богохульным наречием, но время от времени мятущийся разум его перескакивал лет на тридцать назад, в детство, и тогда ему вспоминалась старая песенка-нескладуха:Гулли Фойл — таково мое имя,
Мне приютом — небесная твердь,
С Терры жизнь от рожденья влачу я,
Ну а цель у меня — только смерть.
Он действительно зашел в тупик. Он плыл по течению жизни тридцать лет, словно броненосец, ленивый и ко всему безразличный, Гулли Фойл, стереотипный Обычный Человек. Теперь, однако, он дрейфовал в космосе сто семьдесят дней, и ключ к его пробуждению уже был вставлен в замочную скважину. Вот-вот он повернется и откроет дверь для нового холокоста. Космический корабль «Кочевник» завис примерно на полпути между Марсом и Юпитером. Какая бы катастрофа с ним ни стряслась, ясно было одно: нечто вроде тонкой стальной ракеты, длиной сто ярдов и шириной сто футов, врезалось в него и содрало всю обшивку, оставив скелет, на котором хаотично болтались фрагменты кают, палуб, переборок и поручней. Огромные дыры в корпусе пропускали яростный солнечный свет с одной стороны и льдистый звездный — с другой. «Кочевник» висел в недвижной невесомой пустоте, между слепящим солнцем и непроглядной тьмой, вымороженный и безгласный. Искореженный корабль заполняли плавающие в невесомости мертвенно-стылые обломки, что придавало его внутренностям сходство с моментальным фотоснимком какого-то взрыва. Гравитационное притяжение обломков, хоть и незначительное, постепенно собирало их в более крупные кластеры, а те временами растаскивал, расчищая себе путь, единственный выживший в катастрофе. Звали его Гулливер Фойл, личное дело AS-128/127:006. Он ютился в единственном помещении на борту полуразрушенного судна, откуда еще не вышел воздух, а именно — в шкафчике для инструментов, что в коридоре, ведущем на главную палубу. Шкаф был размерами четыре на четыре на девять футов и походил на довольно большой гроб. Шестью веками раньше на Востоке считалось весьма изощренной пыткой поместить человека в клетку таких размеров на несколько недель. А вот Фойл провел в ней — в полной темноте — уже пять месяцев, двадцать дней и четыре часа. — Кто ты? — Гулли Фойл, таково мое имя. — Где ты? — Мне приютом — небесная твердь. — Откуда ты? — С Терры жизнь от рожденья влачу я. — Куда ты направляешься? — А цель у меня — только смерть. На сто семьдесят первый день битвы за жизнь Фойл в очередной раз ответил на эти вопросы и пришел в себя. Сердце его молотом колотило в грудную клетку, глотка пересохла. Он потянулся через тьму к воздушному баллону, с которым делил гроб, и проверил его. Баллон оказался пуст. Следовало немедленно притащить новый. Итак, день начнется с очередного поединка со смертью. Это Фойл воспринял с тупой готовностью. Он обшарил полки шкафа и нащупал там продранный скафандр. Других на борту «Кочевника» не было. Фойл уже не помнил, где и как он обнаружил этот. Дыру он залатал герметизирующим спреем, но способа заново наполнить кислородом или заменить баллоны на спине скафандра не нашел. Фойл влез в скафандр. Туда вместе с ним проникло ровно столько воздуха из шкафа, чтобы хватило на
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (71) »