очереди, но очередь эта не шла и её ожидание истощало куда больше, чем творящееся вокруг безумие.

— Я помню, я был охотником, но не помню где. Нет, помню, в деревне, у гор.

Глаза человека за столом блеснули и пронзили Виктора стремительным взглядом. Всё должно было обрести ясность перед этими глазами, всё должно было встать на свои места. Ложь отделиться от правды, правда очиститься и стать кристально ясной, воля погаснуть и подчиниться. И здесь Виктор вспомнил, вспомнил лишь то, что так на него уже кто-то смотрел, точно таким вот пронзительным взглядом и взгляд этот произвёл на него большое впечатление, но где и когда, он мучительно не помнил. И смотрели на него другого, далёкого и незнакомого. Чудовищное несоответствие и двойственность навалились на плечи, закрутили, затуманили. Голова вспыхнула и заболела, его опять стало в ней слишком много.

— Не мучайте его, — раздался позади спокойный размеренный голос, — у него как минимум магическая контузия, как максимум подселение с полным вытеснением. Стоит дождаться Мелданора.

— Полным вытеснением? — скептически бросил обладатель охотничьей куртки и пронзающего взгляда. — Он не демон, это точно. Он не бормочет на непонятном языке, как те безумцы, которым посчастливилось, или наоборот, которых угораздило пережить подселение, он просто ни черта не помнит!

— Это и есть полное вытеснение, когда прежняя личность и душа покидают тело, а новая ложится очень гладко, оперирует знаниями предыдущего владельца тела и, дабы не повредить мозг и личность забывает, навсегда или временно, большую часть прошлого опыта. Большая редкость и, в каком-то смысле, удача. Дождитесь Мелданора мессир, он бесконечно опытнее меня в таких вопросах.

— Даже если это так, — зло взглянул сидящий на Виктора, — из сказанного вами Ренгис следует, что человек этот бесполезен, а мне необходимо, слышите, необходимо, размотать концы произошедшего в Волчьих пиках. Или вы думаете, я могу доложить императору, что не знаю, кто убил триста сорок человек Белой стражи и двух имперских магов третьего круга, я молчу о двух сотнях некромантской швали подохшей в той яме. И главное, куда делись демоны, призванные во время ритуала, а ритуал был, это, пожалуй, то единственное в чём я действительно с вами согласен. Пробуйте, — резко закончил говорящий.

— И всё-таки я настаиваю… — постарался вложить в свой голос как можно больше убедительности некий Ренгис.

— Пробуйте мать вашу, это приказ!

— Хорошо.

Позади раздались лёгкие шаги, а после на голову Виктору легла ладонь, лёгкая и тонкокостная. Положивший её, размеренно и певуче, зашептал что-то неразборчивое.

Перед глазами полетели образы — лес, родная деревня, сцены охоты, ворчавший что-то под нос старик, смеющаяся молодая женщина. Внезапно всё провалилось, остался лишь человек в чёрной, играющей складками мантии. Он взглянул на Виктора насмешливыми, полными презрения глазами.

— «Ты проиграл», — сказал чёрный человек и рука его вспыхнула злым пламенем, и с этой вспышкой сознание Виктора покинуло.

***

Голова была на удивление ясной и лёгкой. Сегодня, очнувшись в передвижной тюрьме, Виктор прекрасно помнил вчерашний допрос, помнил всё, что отвечал на нем, однако решительно не помнил вчерашних смутных воспоминаний. Сегодня он был чистым листом, это немного пугало и предрасполагало к думам можно ли считать его прошлую личность умершей или же он есть полноценный её плод и наследник.

Приподнявшись, Виктор принялся оглядываться.

Он, и ещё двое узников, находились в добротной металлической клетке, в которую переделали запряжённую парой крепких тягловых лошадок телегу. Один из узников эльф — золотоволосый мужчина — зрелый, но при этом наделённый юношескими чертами, спал. Второй человек, вероятно вчерашний «Молчун», удивил Виктора. На вид это был вчерашний мальчишка, лет семнадцати, не более, темноволосый, кареглазый, вихрастый и широкоплечий, не дать не взять подмастерье, может кузнец, а может жестянщик, тут уж точно не скажешь. Удивление вызывало его лицо, так как было в этом лице то, что есть лишь в лицах людей многознающих, опытных до жизни, сполна повидавших и переживших. Просился вывод, что жизнь у Молчуна выдалась тяжёлая, полная самых разных лишений и испытаний и, тем не менее, вывод этот, по неясной до конца причине, с Молчуном не вязался совершенно.

Виктор поймал взгляд мальчишки, тот улыбнулся ему одним лишь уголком рта и кивнул в угол клетки, туда, где стояла накрытая льняным полотенцем корзина. В корзине оказалась деревянная фляга с водой, немного вяленого мяса и пару посредственно вымытых клубней репы. Есть и пить хотелось чертовски, отчего брезговать, конечно, не приходилось. Но прежде, чем есть, точнее даже пить, хотелось сделать кое-что ещё.

Телега ехала в составе внушительной процессии. На вскидку в отряде насчитывалось человек сто конных, два экипажа, пятёрка телег, одна из которых его — Виктора невольное убежище. Основная масса конных латников двигалась впереди, небольшой отряд, человек двадцать тех же латников, замыкали процессию.

Рядом с телегой ехали лишь трое, несмотря на это можно было уверенно утверждать, что о действиях пленников пекутся и безвредными их не считают. Позади клетки, в телеге следующей, развалившись на соломе, ехало с десяток хмурых, вооружённых арбалетами и мечами воинов, в лёгкой броне и в широкополых шлемах на головах. Оставшиеся три телеги были доверху забиты походным скарбом и всё равно выходило, что скарба этого на сотню воинов выходит не сильно то и много. Впереди передвижной тюрьмы плелись по каменистой дороге два экипажа. Один представительный, покрытый неброской, но изящной отделкой, второй простой и грубый, вероятно почтовый. Двигались сравнительно быстро, где позволяла дорога до десяти имперских миль в час. Там же, где дорогу подпортили оползни или же капризы реки, решившей вдруг поменять русло, движение замедлялось до скорости усталого пешехода.

Однако сейчас Виктора больше интересовало ближайшее окружение, а именно те трое, точнее четверо, которые находились рядом с клеткой. Впереди, в беспокойных от горного ветра шерстяных плащах, ехали двое конных рыцарей, хмурых, задумчивых и уставших. Они, в отличие от возницы — мрачного и безразличного, периодически поглядывали на пленников. Сбоку же, ехал вчерашний молодой рыцарь с крыльями сокола на шлеме. Сегодня и он поменял свой золотой плащ на серый — плотный, шерстяной.

— Уважаемый, — осторожно обратился Виктор к ехавшему сбоку молодому рыцарю, — как бы справить нужду? Я бы и рад сбегать до леса, но уж больно малы промежутки между