воды, то ли чего-то еще…

— Все нормально, — отмахнулся я.

Ничего, скоро конец, мои люди уже проломили стены крепости, ворвавшись внутрь. Осталось немного. Только жалкая кучка укрылась за стенами храма, но и они были обречены. Дэнтер с первой когортой добьет и их.

Осталось немного…

Ничего теперь не осталось. Самат разрушен, сровнен с землей, распахан и посыпан солью, а земля проклята, именем подземных богов. Из более семиста тысяч защитников города уцелело едва ли больше пятидесяти тысяч, попавших в плен.

Я победил. Я помню…

Так было. Так будет. Еще сотню раз. Самат еще сотню раз будет разрушен в моей памяти, и его защитники еще сотню раз — убиты. Каждый из них.

2. Что было. Огни за рекой

Впереди, на том берегу Сарасватки, вспыхнул огонек. Сначала крошечный, несмелый, словно едва проснувшийся светлячок, потом все больше, ярче, затрепетал в вечернем тумане, набирая силу, и вдруг полыхнул жарким пламенем, брызнул искрами! Но быстро устыдился, присмирел, загорелся степенно и ровно, как подобает.

— Смотри, вон и ургашские костры. Видишь?

Маленький Олин зевнул, потер кулачком глаза, но они все равно норовили закрыться, сколько не три.

— Не спи, скоро уже.

Отец весело потрепал мальчика по волосам, и вдруг заорал на всю округу:

— Эй! Эге-ге-гей! Мы идем!

Помахал рукой, словно кто-то на том берегу мог его видеть. Только далеко ведь еще, как разглядеть?

Разглядели!

Но вместо ответа грянул гром, аж заложило уши! Среди чистого ясного неба. Лошади за спиной заржали испуганно.

— У-у, дэвье отродье, — сердито буркнул Самил, отцовский сотник. Погрозил небу кулаком.

И тут же яркая молния метнулась в вышине тонкой стрелой, снова громыхнуло, но в этот раз потише.

Сотник молча сплюнул сквозь зубы. Вздохнул. Отец рассмеялся.

А Олин еще долго смотрел в небо, ждал чудес, но чудес больше не было. Жаль, так хотелось на чудеса-то поглядеть! Зато огоньков на том берегу теперь стало три, два больших и один маленький, едва начавший разгораться.

— Мы к ним, да?

— Не так быстро. Мы заночуем на этом берегу, а к ним завтра пойдем. Не боишься?

— Не-а, — Олин замотал головой.

Про ургатов говорили — огромные они, куда больше людей, и даже больше отца, у которого самого где-то затеялась капля ургашской крови. Но Янель-то совсем человек — высокий, сильный, храбрый… но человек. Только глаза золотые. А ургаты, говорят, лохматые, словно звери, говорят, у них клыки и даже рога! А еще говорят — чудеса всякие умеют творить! Удивительные чудеса… все же страшновато немного!

Но это завтра. А пока…

Олин снова зевнул, в седле его вечно укачивало. Который день в дороге, уж счет потерял! Кажется целую вечность. Весь мир успели объехать, от края до края. Сначала вниз, по щедро разлившейся Унгайке, аж до самой Адары — шумной и пестрой, остро пахнущей куркумой, анисом и свежей рыбой. Он сокрушенно шмыгнул носом — не разглядел толком, а жаль… когда теперь? Дорога мазнула краем у высоких городских стен и понеслась на восток, по каменистым предгорьям, где посуше… скакнула через быструю звонкую Айюнгель.

Обратно они поедут другим путем, через степь.

Снег, еще недавно лежавший ноздреватыми сугробами, растаял без следа, расползся пятнами и ушел под землю. Над бурой прошлогодней прелью дружно рассыпались крупные звездочки горицвета в нежной дымке молодой поросли, зазвенели лиловые колокольчики сон-травы, лениво покачивая головками на ветру…

Дзинь-дзинь-дзинь… Нет, это бубенчики в гриве Рахша позвякивают. Мерно, тихо. Глаза закрываются… туман ползет с реки…

Огромная рогатая рыбина плывет в тумане. Словно гора… нет! куда больше любой горы! Глазища у рыбины сверкают янтарем. А на правом роге лежит земля. Или на левом? Сквозь сон и не разобрать. Вот сейчас повернет рыбина, тряхнет головой, перебросит землю с одного рога на другой, земля легонько вздрогнет и настанет новый год.

— Ай!

Едва не соскользнул с седла вниз, но отец успел поймать подмышки, надежно обхватил рукой, прижал к себе. Тепло и уютно.

Рахш размеренно покачивался под седлом, словно та рыбина, такой же огромный, мощный — кит, а не конь. И все норовил перейти с шага на легкую рысь, тихонько пофыркивал, раздувая ноздри. Не терпелось Рахшу, кажется это светлячек-огонек на том берегу манил его. Но ослушаться отца не посмеет, идет ровно. Дзинь-дзинь… Это сегодня в честь праздника вплели бубенчики вместе алыми лентами. Красиво!

Скоро уже…

Он почти не помнил, как сняли с коня, уложили, укрыли одеялом. Очнулся лишь когда на небе сияли звезды.

— Приехали, да? — едва ли не подскочил на месте, понимая, что что-то прозевал.

— Тихо, — шикнул на него Роин. — Раньше глаза таращить-то надо было.

Роин сидел рядом, серьезно, сосредоточенно чистя саблю, хоть в этом и не было необходимости — сабля сверкала словно зеркало в лунном свете. Но ему было целых четырнадцать лет, и он впервые поехал с Янелем, как взрослый, как воин… ужасно гордился…

— Есть хочешь? — Роин протянул миску давно остывшей похлебки.

— Хочу.

Было не вкусно, но в животе урчало так, что сгодилось бы все.

Тихо, кажется все давно спали и только в стороне, у костра сидели трое. Олин попытался разглядеть — вон отец сидит к нему спиной, без кольчуги, в одной рубашке, рядом невысокий кряжистый Самил, отцовский сотник, а третий… сколько не приглядывался, так и не мог понять.

— Ургат, — серьезно шепнул Роин. — Недавно пришел.

— Да ну?

— Я те брехать не буду.

Ургат издалека казался чересчур маленьким и тощим, совсем не похожим на огромное лохматое чудище. Человек как человек. Хотя кто знает, какие они на самом-то деле, эти ургаты? Так захотелось подойти, рассмотреть.

Не успел, Роин поймал за шкирку.

— Куда! Ну-ка сиди. Только всякой мелочи там не хватало.

Олин хотел было обидится, но незнакомец у костра заметил его, что-то сказал, махнул рукой. Отец повернулся.

— Олин, иди сюда!

Вдруг стало страшно, до дрожи в коленках… он сделал шаг… Роин ощутимо пихнул в спину.

— Вон, зовут, слышь? Топай.

Пришлось идти.

Ургат был медно-рыжий, загорелый, с лохматой бородой и пронзительным взглядом золотых, сверкающих искорками глаз. Нет, совсем не чудище. Такого на улице встретишь — никогда не подумаешь! Точно ургат? Или Роин наврал?

— Ну, здравствуй, Олин, — тот кивнул приветливо. — Чего так смотришь? Боишься меня?

— Не-а! Чего тебя бояться?

Ургат ухмыльнулся и, кажется, остался доволен.

— Правильно. Тогда садись, — похлопал по земле рядом.

Серьезно кивнув, совсем как большой, Олин все же уселся поближе к отцу… на всякий