НОЭЛЬ ХИЛЛИАРД КЛОЧОК ЗЕМЛИ РАССКАЗЫ

Эруа

Перевод Н. Ветошкиной

1

Маленький Эруа зарыл в грязь босые ноги и оперся о холодную чугунную ограду. Из пивной напротив доносился гул голосов и по временам взрывы смеха. Эруа смотрел, как в пивную входили посетители: лесорубы в коричневых кожаных куртках и темно-синих рабочих брюках; маорийцы в фуфайках — животы выпирали у них из-под поясов, подбитые гвоздями сапоги стучали о порог; худые прыщавые подростки, курившие сигареты и смачно ругавшиеся с таким развязным видом, словно они были здесь завсегдатаями, но он-то знал, что они только-только со школьной скамьи.

Возле пивной крутились и другие ребята из его школы, но с Эруа они не заговаривали. Они знали, почему ему приходится каждый вечер проводить у дверей пивной. Его обязанностью было следить за отцом, сумеет ли он пьяный добраться до дому, а если нет — бежать и искать такси. И даже когда отец бывал не слишком пьян, Эруа все равно приходилось помогать ему: мальчик шел впереди и расчищал путь в толпе, что собиралась возле кинотеатра и у витрины аптеки — поглазеть на выставленные там фотографии. Иногда ему приходилось тащить тяжелый пакет с бутылками, чтобы отец не уронил его и не разбил о тротуар. Это бывало уже не раз, и Эруа в таких случаях стоял и беспомощно смотрел, как пиво длинными коричневыми струйками стекает в канаву, как пузырится пена, переливаясь через осколки, и превращается в огромную губку, с виду похожую на растаявшую шоколадную конфету.

Эруа было противно стоять вот так возле пивной. Прохожие бросали на него какие-то странные, насмешливые взгляды. Некоторые даже здоровались с ним, хотя он никогда раньше этих людей не видел и не знал, откуда они. Иногда кто-нибудь вставал из-за столика, выходил из пивной и поручал ему сбегать в кафе за табаком. Это уже было лучше: денег, которые ему давали, обычно хватало и на мороженое. А то один раз какой-то пьяный дал ему полкроны и пытался уговорить его поехать с ним покататься на машине, но Эруа не согласился — ему не понравилось, как тот себя держал. Как-то пожилая дама дала ему яблоко, когда он поднял покупку, которую она обронила, сумел догнать ее в толпе и вернуть ей подобранный пакет.

Однажды вечером он, промерзший и голодный, зашел в пирожковую на углу, чтобы погреться возле теплых тарелок. Два прилично одетых парня прервали свою беседу и, оглядев Эруа с ног до головы, попытались заставить его разговориться.

— Что ты тут делаешь, сынок? Хочешь чего-нибудь поесть? Сколько тебе лет — восемь, девять?

Он им ничего не ответил, и они, наверное, решили, что он немой. Тогда один из них — рыжий, упитанный, самодовольный детина — сказал:

— Не пора ли тебе домой, к маме чай пить? — Вопрос этот на минуту поставил его в тупик — ведь он думал, что все знают.

— Моя мама умерла, — сказал он им.

Парни разинули рты, так что стали видны наполовину прожеванные пирожки. Вид у них был совсем ошарашенный, будто он их обругал.

Как бы ему хотелось, чтобы ребята из его класса не вертелись возле пивной. Они обычно ждали, чем все дело кончится, и на другой день в школе издевались над ним:

— Ну как сегодня твой пьяный старикашка себя чувствует?

— Его отец вчера вечером напился так, что еле на ногах стоял.

Эруа больше всего боялся, что об этом узнает учитель.

В пивной прозвонил звонок к закрытию, и посетители, шатаясь, стали выходить оттуда с бочонками, бутылями и пакетами в руках — некоторые грузили все это в свои машины. Нетвердо держась на ногах, они собирались группами возле входа и, сплевывая на тротуар, громко спорили о лошадиных статях. Большинство кличек было Эруа знакомо. Он так часто слышал, как отец обсуждал с приятелями достоинства лошадей, что мог даже сказать, какие из них скаковые, а какие рысистые.

— Пошли, сынок.

Это был его отец. Под мышкой он держал картонную коробку с полдюжиной бутылок. Его сопровождал какой-то приятель.

Протиснувшись сквозь толпу поздних покупателей, они пошли по переулку и свернули на свою улицу. Отец разговаривал с приятелем о каком-то событии, случившемся в этот день на заводе; речь их пересыпалась ругательствами.

— Я сказал Джонни напрямик, взял да и выложил: «Тоже мне делегат… я бы тебе сказал, кто ты такой…»

Эруа радовался, что сегодня ему не надо тащить тяжелый пакет. Они подошли к тому месту, где отец несколько дней назад уронил коробку с бутылками, и Эруа сошел с тротуара, чтобы не напороться босой ногой на осколки стекла.

— Эй, парень, куда тебя несет? Машина задавит!

Эруа первым вошел в дом и включил свет. В кухне стоял удушливый запах от давно замоченного белья, скамья была вся загромождена немытыми тарелками и объедками, на столе вместо скатерти лежала засаленная газета.

Отец поставил бутылки на середину стола, и Эруа вынул из буфета два стакана и штопор. Не дожидаясь, пока ему скажут, он достал хлеб и сделал сэндвичи с джемом и арахисовым маслом. Тарелку с сэндвичами он поставил на стол рядом с пивом.

— Где эти слизняки?

— В чулане.

— Поди принеси их.

Он вылил воду из таза, в котором плавали мидии, очистил раковины от водорослей, вымыл их под краном и отнес на кухню. Затем свернул жгутом газету, чтобы разжечь огонь в печке, но отец сказал:

— К черту печку! Вскипяти электрический чайник, обвари их кипятком, мы и так съедим.

Пока Эруа возился с чайником, приятель отца включил радиоприемник.

— Последние новости… — проговорил диктор.

— К черту новости, поищи-ка музыку.

Он стал крутить рычаг настройки, пока наконец не напал на джазовую музыку. Мужчины стали притопывать ногами в такт навязчивому ритму. Эруа еще раньше заметил у отца одну странную особенность: когда они бывали с ним дома вдвоем и Эруа ловил по радио музыку, отец вечно рычал на него, требуя выключить приемник. Но когда являлся кто-нибудь посторонний, он всегда делал вид, что музыка доставляет ему удовольствие. Может, так оно и было на самом деле. Может, ему нравилась музыка только тогда, когда он бывал слегка навеселе во взрослой компании.

Эруа обдал мидии кипятком; раковины треснули и раскрылись настолько, что в щель можно было просунуть лезвие ножа. Он взял из буфета нож для мидий и сел за стол, мечтая поскорее приступить к еде. Но отец приказал:

— Давай еще хлеба.

Когда Эруа нарезал хлеб, намазал куски маслом и поставил сэндвичи на стол, половина мидий успела уже исчезнуть. Он схватил самую большую из тех, что остались, раскрыл створки раковины и высосал из нее сок. Черт