слезы с глаз.

— Больше не осталось ни хранителей душ ни плутающих во тьме. Теперь только мы остались, обычные, ничем не примечательные серые люди. Ребята вас так не хватает-он захрипел от кома, подкатившего к горлу, — хеде пустая и тихая без вас. Как бы я хотел вновь услышать, как хохочет Догром и почувствовать, как его ручища кости мне ломает, когда он дружески похлопывает меня по плечу. Хочу, чтобы Гархам снова съязвил мне и улыбнулся этой своей самодовольной ухмылкой. Я хочу, чтобы Мирани снова крепко сжала в своих руках твою руку Эль….

— Эль…. Пусть и недолго я пробыл вместе с тобой, но ты стал мне семьей, моим старшим братом. Роднее любого и ближе каждого. Я не знаю, что еще сказать, кроме того, что без тебя и Милли жить тяжело и практически невозможно.

Но не бойтесь ребята, — отчаянно улыбнулся он-, ваша жертва не будет напрасной. Как бы плохо нам ни было, мы живы и будем улыбаться. Будем улыбаться для себя и будем улыбаться для вас… и за вас… — он заплакал, тело его задрожало от нахлынувших слез и слов больше не находилось.

Они оба плакали, сидели смотря на надгробия и никак не могли заставить себя уйти. Наконец Риди поднялась и поманила к себе сына. Мальчик снова крепко обнял каменное надгробие, поцеловал отцовское имя и помахал на прощание. Риди взяла его за руку, и они неторопливо вышли за калитку. Риди остановилась, глядя на Шою, но тот махнул ей:

— Я догоню

Он наклонился к могиле Асифиэля

— Прости меня братик-прошептал он-но я так и не смог смириться с твоей смертью-он коснулся серого холодного камня и грустно улыбнулся. — Я живу и улыбаюсь, только потому что ты этого хотел. И мысль об этом греет мое сердце. Благодаря твоей заботе я не сошел с ума. Я знаю ты, также, как и Милли, смотришь на меня, и надеюсь хотя бы там, среди этого ясного неба-Шоя поднял голову к небесам- ты искренне счастлив Эль.

Он в последний раз взглянул на эти четыре надгробия:

"Гархам Айранс"

"Догром Стелл"

"Мирани Груно"

и

"Асифиэль Гардай"

Склонил перед ними голову и закрыв за собой калитку, поехал вслед за Риди и ее сыном.

— Пока Аэлун-шепнул он, и с секвойи, что прикрывала своей тенью могилы ребят, раздался пронзительный птичий крик.

Они шли по дорожке, вымощенной черным камнем, что вела от алтаря ребят до самых ворот. Небо было ясное, голубое. Светило яркое осеннее солнце, а на алтаре, дымились свечи, лежала пачка сигарет и букет небесно-синих аквилегий.