Слово прокурору.

И тотчас на середину выскочил Японец. Замахал руками, зашмыгал носом, захлебнулся в словах:

— Товарищи!.. Допрос показал нам всем, кто такой Коренев. В настоящий момент, когда Юденич окружает Петроград, чтобы раздавить революцию, Коренев и подобные ему поднимают головы… Коренев — контрреволюционер… Убеждения у него не свои, но он где-то их нахватал… Сам по себе Коренев балда и тупица…

Все засмеялись.

— Ты полегче! — крикнул Коренев.

Японец не обращая на него внимания, продолжал:

— Мы узнали из опроса свидетелей, что убеждения Коренева происходят от его мамаши, от жильца да от уличной шпаны. Сам он ничего не понимает, но кричит: "Бей жидов!" А вы, ребята, поддались на удочку… Пусть скажет Кузя и Шамала, чем был плох Цыпка. Ну?

Ребята молчали.

— Лягавым он не был?

— Не был…

— Жмотом не был?

— Не был…

— А за что же его били?

— Думали — вор, — сказал Кузя, виновато краснея.

— А вором-то вон оказался кто.

— А почем знали? — буркнул Шамала и, покосившись на Коренева, отодвинулся от него. Отодвинулся и Кузя.

— Ясно! — сказал Японец. — Это нельзя так оставить… В напряженный момент, когда наступает Юденич и вообще… Надо вынести Кореневу суровый приговор…

Японец сел на парту. В классе стало тихо. Все сидели серьезные, задумчивые. Никто не глядел на Коренева. Даже соклассники его испуганно перешептывались и украдкой качали головами, отрекаясь от своего вождя. Коренев понял, что погиб.

Пошептавшись с заседателями, Янкель встал, чтобы говорить, но в этот момент где-то совсем близко загрохотало, и долго перекатывалось эхо выстрелов. Янкель присел, а все, побледнев, замерли.

— Здорово! — выдохнул кто-то испуганно. Коренев вскочил и, хрипло хохоча, выкрикнул:

— Испугались!.. Судите, судите!.. А завтра посмотрим… Завтра вас всех выпорют за то, что большевиков защищаете!..

— Молчать! — рявкнул Янкель, вытаращив глаза, потом спокойнее сказал, обращаясь к классу:

— Ребята! Предлагаю всем обсудить и выработать приговор этому гаду. Надо, чтобы…

— "Чижик, чижик, где ты был…" — запел в дверях Мамочка.

Янкель и заседатели, сорвавшись с судейских мест, кинулись к партам, все засуетились. Доставали книги; другие, глупо моргая, стали насвистывать, да так дружно, словно стая канареек в класс влетела.

В комнату быстро вошел Сашкец. Он улыбался.

— Товарищи! — сказал он, снимая с носа пенсне и протирая его платком. — Товарищи! Поздравляю вас…

— С чем? — спросил Янкель. Сашкец надел пенсне.

— С победой! — сказал он весело. — Наши начали наступать…

— Ура! — пискнул Мамочка.

— Юденич разбит!..

— Ура! — крикнул Японец.

— Стрельна снова отбита Красной армией…

— Урра!.. — завопил Купец, хлопая крышкой парты, а за ним и весь класс закричал, заорал, заверещал… И Шамала с Кузей кричали "ура".

Едва Сашкец вышел, как Янкель снова очутился за судейским столом.

— Тише!.. — закричал он, поднимая руки. — Тише! Ребята!

Все немного притихли.

— Если мы Юденича пришили, то разве забоимся такой дряни, как Коренев? — сказал Янкель.

— Верно!.. В точку! — засмеялись ребята.

— Нечего и приговор выдумывать, — сказал Янкель. — А предлагаю на радостях просто отвалтузить Коренева.

— Правильно! — дружно подхватили все.

— Не смейте!.. — закричал Коренев, вскакивая с парты, но ему не дали докончить, и первый, кто шлепнул его, был его верный адъютант Шамала.

Били не очень больно, шлепками, с шутками, но Коренев все-таки кричал и плакал — от страха.

А Японец, забравшись с ногами на парту, доканчивая протокол заседания, торопливо записывал:

"Приговорили: слегка отвалтузить. Приговор приведен в исполнение!"