пассии его сына, а кроме того ему удалось разузнать кое-какие подробности от самого «мальчика». Эдвард всерьез подумывал о том, чтобы жениться на Айзенат, и даже уже начал подыскивать подходящий дом в предместьях города. Зная о том, что я пользуюсь у его сына большим авторитетом, отец хотел узнать, не смогу ли я как-то воспрепятствовать этому порочному намерению, на что я, увы, высказал ему свои самые искренние сомнения. Свою позицию я пояснил тем, что в данном случае речь шла не столько о слабой воле самого Эдварда, сколько о твердости намерений со стороны женщины. Вечный ребенок сменил родителей, как субъектов своей зависимости, на новый и более сильный образ, и по этому поводу уже ничего нельзя было сделать.

Бракосочетание состоялось месяц спустя — по настоянию невесты их сочетал мировой судья. По моему совету мистер Дерби не стал чинить каких-либо препятствий, и он сам, мои жена, сын, и, разумеется, я присутствовали на короткой церемонии. Из других приглашенных были также несколько молодых людей, с которыми невеста вместе училась в колледже. На оставшиеся от отца деньги Айзенат купила в предместье Эркхама довольно старый дом, где и поселились молодожены, предварительно совершив короткую поездку в Иннсмаут, откуда они привезли троих слуг, книги и кое-что из мебели. Видимо, не столько учитывая интересы Эдварда и его отца быть поближе к колледжу, его библиотеке и «просвещенному» обществу, сколько из своих собственных соображений, но Айзенат решила поселиться в Эркхаме, а не возвращаться в дом покойного отца.

Когда после медового месяца Эдвард посетил меня, мне показалось, что он слегка изменился. Айзенат заставила его избавиться от усов, однако дело заключалось отнюдь не только в этом. Дело в том, что он стал более сдержанным, задумчивым, а его традиционная мальчишеская запальчивость сменилась затаенной грустью, почти печалью. Я даже не мог сразу определить, понравилась мне такая перемена или нет, хотя одно можно было сказать определенно: теперь он стал больше чем когда-либо походить на нормального взрослого человека своих лет. Возможно, женитьба все же оказала на него определенное положительное воздействие, и я тогда еще подумал, не может ли смена субъекта зависимости стать своеобразным началом ее полной нейтрализации, ведущей в конечном счете к ответственной независимости? В тот вечер он пришел один — Айзенат была сильно занята, поскольку привезла с собой из Иннсмаута большое количество книг и всевозможных, доставшихся в наследство от отца, приборов для исследований (перечисляя их, Эдвард однажды даже непроизвольно вздрогнул), и активно занималась переоборудованием их нового жилища.

По его словам, их новое жилище оказалось весьма неприглядным местом, однако некоторые детали внутреннего убранства определенно повлияли на его дальнейшую жизнь и увлечения. Под руководством жены он существенно углубил свои познания в различных областях знания. Некоторые из предложенных ею экспериментов оказались весьма смелыми и даже радикальными — Эдвард пока не считал себя вправе раскрывать их сущность, — однако он полностью доверял как добрым намерениям Айзенат, так и ее силам. Трое слуг оказались весьма странными людьми — это была очень старая супружеская чета, которая работала еще у Эфраима и изредка в своих разговорах довольно загадочным образом упоминала и его, и покойную мать Айзенат, а также молодая смуглолицая девчонка с явными аномалиями во внешности, от которой постоянно исходил рыбный запах.

III

На протяжении следующих двух лет наши встречи с Дерби становились все более редкими, и иногда проходило добрых полмесяца, когда я наконец слышал доносившуюся от входной двери знакомую комбинацию из трех и двух звонков. Когда же Эдвард все же вспоминал обо мне, или, напротив, я заглядывал к нему (что также, надо признать, происходило крайне нерегулярно), то нетрудно было заметить, что он не расположен касаться в беседах сколь-нибудь важных и серьезных тем. Он по-прежнему крайне неохотно обсуждал тематику своих оккультных исследований, рассказы и разговоры о которых чаще всего носили поверхностный и фрагментарный характер, а всего того, что тем или иным образом имело отношение к его жене, вообще даже не упоминал. Следовало признать, что со времени свадьбы Айзенат заметно постарела, и в последний раз, когда мне удалось краем глаза увидеть ее, внешне казалась даже старше своего супруга. На ее лице словно навечно отпечаталось выражение подчеркнутой, крайней озабоченности, а весь внешний облик стал еще более отталкивающим, хотя я, как и прежде, затруднился бы сказать, что именно вызывало у меня в нем подобные отрицательные эмоции. Мои жена и сын также заметили это, а потому мы старались как можно реже приглашать ее к себе, за что — как признал в одну из редких теперь минут своей былой полубестактной мальчишеской откровенности сам Эдвард — она была нам безмерно признательна. Время от времени чета Дерби куда-то уезжала — якобы в Европу, хотя Эдвард изредка намекал на то, что они посещали и более глухие и потаенные уголки планеты.

Где-то примерно через год после свадьбы люди впервые стали поговаривать о тех переменах, которые произошли в Эдварде Дерби. Поначалу разговоры носили весьма расплывчатый характер, поскольку изменения эти в первую очередь касались его психики, однако в них отмечались весьма интересные моменты. Время от времени в выражении лица Эдварда и в его поступках стали появляться элементы чего-то такого, что существенно контрастировало с его обычной вялостью и изнеженной неловкостью. В частности, если раньше он совершенно не умел водить машину, то теперь люди то и дело видели, как он лихо выруливал, либо, напротив, въезжал в ворота дома, сидя за рулем мощного «паккарда» Айзенат; находясь же на городских улицах, мой друг умело лавировал между всевозможными встречающимися на пути препятствиями, демонстрируя при этом незаурядное мастерство вождения, что совершенно не вписывалось в стиль его прежней жизни. Обычно его видели возвращающимся, либо, наоборот, направляющимся куда-то по своим делам — каким именно, никто не мог сказать, хотя его довольно часто замечали едущим по дороге на Иннсмаут.

Как ни странно, все эти метаморфозы производили на окружающих отнюдь не благоприятное впечатление. По словам видевших его людей, в такие моменты он очень походил на свою жену или даже на старого Эфраима Уэйта, хотя нельзя было исключать, что все это им лишь казалось, поскольку подобные встречи были крайне редкими. Иногда — обычно несколько часов спустя после отъезда — люди видели, как он возвращался домой, апатично