поставил пустую пластинку, проверил, работает ли рычажок записи. Я подметил полное отсутствие контроллеров громкости звука. От микрофона тянулся шнур, и когда Густав укрепил его на подставке, я увидел маленький красный огонек, горевший где-то внутри микрофонной головки.

И это все при том, что сама машина даже не была включена в розетку! Видимо, ей электрический ток не требовался - хотя, от чего же, в таком случае, она работала?

Любые разумные вопросы с моей стороны вызывали лишь новый поток псевдонаучного бреда — с его. В итоге я сдался и замолчал. Мне хотелось, чтобы эта бессмысленная демонстрация поскорее кончилась - до того, как Мазин вернется. Не хотелось пускаться перед ней в неловкие объяснения - как бы я ни уважал бывшего Густава Фрая, Густав Фрай-нынешний не стоил того.

И потому я подхватил Пантеру, корчащуюся в моих руках, и встал перед ним - так, чтобы он мог поднести микрофон к голове кошки. Красный огонек внутри вспыхнул чуть ярче, и Пантера яростно зашипела.

Густав Фрай опустил рычажок записи.

Пантера завывала в микрофон.

Потребовалось всего минута.

После старый Фрай поднял рычаг и поставил запись на проигрыш.

Вопли Пантеры приобретали на ней какую-то совершенно ненормальную, зловещую тональность. От этого исполненного ярости звука у меня по спине пополз холодок. Я попросил Фрая приостановить воспроизведение. Он, пожав плечами, отнял иглу от дорожек пластинки.

Пантера больше не рвалась у меня из рук.

Кошка умерла.

Они все еще раздаются в моем сознании - те злые смешки Фрая, что послужили ответом на мой внезапный, яростный протест.

— Конечно, зверюга умерла, - отвечал он, - ну так разве я не говорил, что моя машина захватывает душу - и обращает ее в запись? Неожиданный шок от перехода в вибро-форму — вот что убило ее. Пойми же, эта запись — не голос кошки. Это ее душа!

После этих слов я выгнал его взашей. Буквально вышвырнул. Старый лунатик напугал мою кошку до смерти - да и меня, признаться, тоже. Надо же дойти до такого вздора - душа, положенная на грампластинку! Он протестовал с видом сумасшедшего - ну, собственно, таковым он и был.

— Я сделал тебя богатым и знаменитым! - кричал Фрай. - Теперь я прошу тебя о малом - защити меня от нападок, чтобы я смог наконец-то улучшить эту машину! Клянусь, ты не пожалеешь - ты станешь еще известнее!

— Пойдите прочь! — окончательно вышел я из себя. - Вы безумны, Густав!

И он проклял меня.

Назвал меня неблагодарным змием.

Осыпал меня проклятиями - и поклялся отомстить.

Я едва ли слушал его - слишком уж был занят, выталкивая его на лестницу. И вот он ушел - с чемоданом под мышкой, с покачивающейся в такт неведомой музыке головой, с угрозами, выдаваемыми хриплым голосом.

— Даже не вздумайте сюда возвращаться! - крикнул я на прощание.

Но он вернулся. Да-да, вернулся.

Я узнал об этом на следующий же день.

Видите ли, я не рассказал Мазин о визите сумасшедшего. Ее бы это только попусту растревожило. Я избавился от тела бедной Пантеры тем же вечером, до ее прихода, и никак не прояснил этот инцидент.

Следующим днем, вернувшись с послеобеденной прогулки, я поднялся в нашу квартиру-студию, отпер дверь - и услышал ее крик.

— Роджер? - вскрикнула Мазин. - Роджер! Роджер!

Я бросился внутрь. Она была там - на полу, бледная, безжизненная.

Но как же так? Я же слышал ее голос! Даже тогда - слышал!

— Роджер! Роджер! Роджер!

Она выкрикивала мое имя снова и снова, не меняя тона - зацикленной агонизирующей литанией.

И я все понял. Я увидел этот проклятый фонограф на столе, кружащуюся под иглой пластинку... и понял.

Опустившись на колени рядом с телом Мазин, я поцеловал ее холодные, мертвые губы. А запись продолжала заходиться вечными муками:

— Роджер! Роджер! РОДЖЕР!

Я недооценил Густава. Он сдержал свое обещание. Он отомстил.

Пока меня не было, он заявился в наш дом и заговорил с Мазин. Наверное, произвел на нее хорошее впечатление - все же некогда он был человеком с мировым именем. Наверное, он убедил ее испробовать фонограф забавы ради. Сделать пробную запись - или что-то вроде того. Фрай уговорил ее... и лишил души.

Поднявшись, я вытащил пластинку из-под иглы. Обычный черный диск с изборожденной канавками поверхностью. Я держал его в руке - он был холоден, холоден, как тело Мазин. Я потерял способность мыслить. Я не мог понять, как такое возможно. Я застыл надолго - когда сумерки вползли в комнату, я все еще стоял, держа пластинку, смотрел в сгущающуюся тень и пытался думать. Что я мог сделать?

Вздумай я обратиться в полицию - меня бы подняли на смех. Сама суть преступления Фрая казалась невероятной. Может, стоило сначала уничтожить фонограф, а потом попытаться отыскать его самого. Но разве это могло вернуть мне Мазин? А могло ли вообще хоть что-то теперь вернуть ее мне?

Я не заметил, как мои сломленные думы перетекли в сон. Да, я заснул. И тогда Фрай пришел еще раз.

Я почти вижу его... вижу, как он отворяет дверь, которую я так и не запер, вижу, как в сумерках он входит на цыпочках в комнату, покачивая головой в этом дьявольском ритме. Я вижу, как он вздрагивает, когда слышит мой голос... но потом понимает, что я сплю... и наносит последний удар.

Пользуется моей же слабостью.

Я ведь вам так и не сказал, да?

А вот Мазин говорила мне не раз. Она говорила: милый, ты очень часто разговариваешь во сне. Это так забавно!

Конечно же, ему не составило труда поднести микрофон к моим губам - и щелкнуть рычажком записи.

...Вы меня слышите? Слышит ли меня хоть кто-нибудь? Если да - сделайте хоть что-то!

Найдите этого человека.

Найдите Густава Фрая, где бы он ни был, и разберитесь с ним. И, конечно же, уничтожьте этот адский фонограф, пока он не натворил бед. И, пожалуйста, сделайте что-нибудь. Попробуйте как-нибудь вытащить меня с этой записи.

Да, вытащите меня с этой записи, вы слышите?

Вытащите меня! Вытащите меня! ВЫТАЩИТЕ МЕНЯ!..